Абрам Мапу - Сионская любовь

— Истинно говорят: тревожные времена настали, — перевел на другое Карми, — не годится слабым быть. Придет день войны, и укроемся в городе. Высокие до неба крепостные стены смутят ашурцев. В египетские города Цоан и Ханэс отправились наши воеводы — коней и боевые колесницы доставят в Сион. А в доме лесном, что из ливанского кедра построил в давние времена царь Соломон, хранится видимо-невидимо оружия и щитов. Станем воинами, и Бог нам поможет.

Зимри молча слушал. Наконец, вступил в разговор, подкрепившись стаканом вина.

— Вино у тебя, Карми, настоящее, без воды, вся вода в речах твоих. Лишь даманов, зверьков робких и травоядных, великие стены иерусалимской твердыни защитят. Полагаешь, весь народ — герои? Глянь-ка, воины по укрытиям разбежались, щели глиной замазывают. Такое укрепление лев легко развалит лапой. Вы смельчаки за чашей вина языком болтать. Известно: говорливы те, кто не умеет думать. А как покажется враг у ворот, да обнажит лезвия мечей и острия копий, так и онемеете разом. Уж я опытен, нашествие царя ашурского Шалмансэра испытал. А испытавший — поневоле умен. Хлебнул беды в осажденном Шомроне. Нет, друзья любезные, краснобайством Санхерива не одолеть! — провозгласил Зимри.

— Ох, — тяжело вздохнул Букья, — царь ашурский народы покорил и силу их в себя вобрал. Мало ему. Неужто из-за того, что зарится он на чудесное наше вино, Сиону пропадать? Как смерть, ненавистен Ашур!

— Не трусь и смерть не торопи, а прежде протрезвей! — рассмеялся Зимри.

— Накажи меня Бог за самоуправство, но не выпущу тебя отсюда, Зимри, покуда не откроешь нам, какие секреты слыхал ты в доме своего господина, — решительно заявил Хэфер.

— Клянитесь молчать, как камни, пока тайне положено тайной оставаться! — воскликнул Зимри.

— Пусть все в мире вино превратится в уксус, а шейхар станет горше полыни, если проболтаемся! — торжественно поклялся за всех Букья.

— Доверяю вам, друзья, а посему слушайте. Я уроженец Шомрона, и хоть нет у меня здесь удела, а душой болею за милый Сион, ибо он в беде. Сын Амоца языком премудрым, мечтами и пустыми пророчествами убаюкивает народ. Словно мать младенцу сладкую колыбельную песню поет, когда тот вдоволь насосался молока из груди: усни, мол, дитя. И уснете последним сном, если и впредь будете внимать ему. Зато царедворец и писец Шэвна для тех говорит, кто в награду за благоразумие желает свою душу сохранить. Шэвна хочет мира с Ашуром. Мира и свободы Сиону хочет Шэвна. Ашуру или Сиону нужнее мир? Великий ждет от мира пользы, а малый — спасения. Однако, слишком разговорился я. Пройдет ваш хмель — услышите еще, — закончил Зимри.

— Блага и мира желает нам Шэвна, — включился Азрикам.

— Будем готовы встретиться все вместе в доме царедворца. Наш план — секретный. Знайте также, что у Шэвны раздор с царем Хизкияу, — заговорщически произнес Зимри.

Изменники вновь присягнули хранить тайну, а Зимри поспешил удалиться к своим делам в доме Иядидьи. Оставшиеся продолжили беседу.

— Я молод годами, — сказал Азрикам, обращаясь к Хэферу и Букье, — но вы-то жили в царствование Ахаза. Должно быть, помните, как люди призывали колдунов гадать, как воскрешали духи умерших, как слушали чревовещателей и заклинателей. И узнавали судьбу и будущее. А нынче мы слепы, наощупь бредем в потемках, и нет с нами никого сведующего. Что видят наши глаза, кроме сновидений Исайи, сына Амоца? Колдуну мы верим, а Бог свою силу как докажет? Найти бы ведуна или толкователя примет, чтобы поведал Сиона судьбу и предсказал бы, что меня в будущем ждет! Дорогую цену доке заплачу!

— А вот послушай-ка, господин, что приключилось со мной четыре месяца тому назад, — заговорил Хэфер. — Брел я меж тутовых деревьев и увидел женщину. Лицо ее закрыто шалью, и с ней юная девица красоты неописуемой. Полюбопытствовал: «Откуда ты будешь?» А женщина в ответ: «Мы с дочерью из Беэр-Шевы, пришли в Иерусалим, взглянуть на чудесный город.» Тут заметил, приближается некий человек, и ушел поскорей, дабы не быть ни в чем заподозренным. А две незнакомнки, как газели или лани лесные, скрылись среди деревьев. И вот думаю я, а не вещуньи ли это, не толковательницы ли?

— Поищи в городе. Найдешь — сообщи, — сказал Азрикам.

Угасла беседа, и все разошлись. И непонятное смятение поселилось в сердце Азрикама, и голова полна путаных мыслей. И молчит, и ни с кем не делится.

Люди замышляют и люди загадывают. Молятся идолам и молятся Богу. Предвкушают торжество и страшатся утрат. Ищут забвения в вине и постигают слово Божье. Приготовляются долго терпеть, а вожделенное является вдруг.

Единственное послание получила Тамар от Амнона. Время идет, и девушка томится наедине со своими мечтами и страхами. Напрасны, случайны дни, прожитые в одиночестве. Лишь Господу открывает сердце. Молится, просит вернуть ей возлюбленного.

В один из дней, когда Тамар по обыкновению своему сидит в комнате и грустит, врывается ураганом Маха.

— Свершилось, госпожа! Амнон и Хананель здесь! — выпалила служанка. — У отца с матерью!

— Амнон, Хананель! Господь услышал!

Ликует душа. Ног не чуя под собой, бросилась Тамар на родительскую половину. Тирца обнимает старика, плачет и смеется вместе: «Отец, отец!»

Иядидья стоит напротив Амнона, с губ его срывается: «О, чудо, верить ли глазам? Не ждал!» И Тейман и Зимри тут, оба изумлены. Сердце Тамар замерло и не вмещает счастья. «Мой Амнон…» — прошептали уста, и нет иных слов.

Иядидья взял ее за руку и подвел к Хананелю. «Это — Тамар», — сказал. Хананель обнял обоих.

— Пусть Амнон станет твоим сыном. Велики дела сего славного юноши. Он спас мою душу, достиг славы и возлюбленной добился. Все, что есть у меня, достанется ему, — сказал Хананель.

— Нет равного Амнону, а мы виноваты перед ним, и чем искупить грех? — воскликнула Тирца.

— Прости мне, Амнон, слова бесчестья, — сказал Иядидья, — обнимая за плечи юношу. — Кабы знал я наперед твои деяния!.. Ты обратил сон в явь. Люби Тамар и будь любим ею. Откуда было знать тебе о моем уговоре с Иорамом? Теперь как быть с этим уговором? Хананель — старейший среди нас, он и постановит. Мудрость лет знает, как оставаться человеком, отступая. Его уст спросим и по его слову поступим.

— Любезная моя Тамар, вот Хананель перед тобой. Как обещал, выкупил и привел его в Сион, — сказал Амнон.

— Мой спаситель, ты возвращаешь детям сердца отцов… — только и нашлась ответить Тамар.

Хананель обратился ко всем домочадцам.

— Взгляните в окно! Видите ли вы груженых поклажей ослов? Их спины обременяют тюки с сокровищами, которые я сохранил в Шомроне. Отныне они принадлежат этому прекрасному юноше, освободившему меня, старика, из плена. Я беден, а Амнон богаче всех иерусалимских богачей. И по праву взаимной любви ему же принадлежит спасенная им Тамар, — торжественно провозгласил Хананель, и соединил руки молодых.