Абрам Мапу - Сионская любовь

— Не сомневайся во мне. Пойду к Иядидье, затем принесу ответ.

Зимри отправился к Карми и послал за Азрикамом, чтобы сообщить тому новости.

Зимри, как и задумал, пришел к Карми и тотчас послал за Азрикамом. Тот не заставил себя ждать. Гости уединились за закрытыми дверями.

— Спешу похвастать, — начал Зимри, — моей ловкости достало, чтобы вконец рассорить твоих врагов. Тамар изгнала Амнона из отцовского дома и из самой Иудеи. Бесцельная жертва чести, герой, давший непрошенную клятву следовать всякому слову возлюбленной, и впрямь готовится в путь. Мрачен и согбен от горя. Через три дня духу его здесь не будет, зато ты воспрянешь духом. Хочешь, выбирай Тамар, а хочешь — писаную красавицу из бедной хижины осчастливь! Однако, ты встревожен. И отчего не ликуешь в ответ судьбоносным новостям?

— Ах, Зимри, — заговорил Азрикам, — ниточки, за которые тянешь, чересчур хитро тобою скручены. Только узел развяжешь, два новых сами завяжутся. От мук ревности ты, было уж, избавил меня, а дьявол другие пытки припас. Вот послушай-ка мой рассказ.

— Ахан невзлюбил Хэфера и Букью, — начал Азрикам, — ибо тяжело ему было выносить мою щедрость к ним. И те ему ненавистью платили, и западня всегда наготове. С радостью узнали, что Ахан бывает в хижине у ворот Долины — вот счастливый случай насолить!

Нынче утром мы с Аханом посетили сей притягательный уголок.

— Торопишься, мой господин, я говорила, месяц надо ждать, — сказала мне женщина.

— Ты говорила также, что прелестницу свою за Амнона не выдашь, а он вчера здесь был! Не к тебе, а к дочери твоей обращусь теперь, — ответил я женщине и повернулся к девице.

— Знай, красавица, что Тамар одержима ревностью, и кто убережет тебя от гнева ее лютого? Я — твой единственный оплот. Я не любопытен и не стану спрашивать кто ты, откуда родом и что привело тебя в Иерусалим. Пусть во мраке твое прошлое, но твоя краса и моя любовь осветят нам настоящее и будущее. Со мной — как за каменной стеной. В покое и довольстве потекут дни, и матушка твоя пребудет с нами. Но если, босоножка, не отдашь мне прелесть юности твоей, то на себя пеняй. Обеим вам с матерью достатка и почета не видать.

— А ты, вельможа, какой почет стяжаешь, женившись на бедной и безродной? Рад, что, грозя силой, сознаешь ее в себе? — возразила мне женщина.

Тут появились Хэфер и Букья. Хэфер уставился на двух женщин. Затем обратился ко мне.

— Вот те голубушки, — шепнул мне Хэфер, — о которых я рассказывал тебе, когда мы пьянствовали в гостеприимном доме Карми.

Ахан не утерпел и вмешался.

— Зачем явился, Хэфер? Все шепчешь, тайны у тебя?

— Тайны у тебя! О них поговорим позднее. Ты здесь, Ахан, чтоб с помощью гадалок в будущее подсмотреть. А мы с Букьей к прошлому имеем интерес. Желаем знать, как, например, ночь обратить в день? И на какие дела горазд раб, у которого зуб на господина? И если спросим, то не вещуньи, а ты, Ахан, ответишь! Что, убоялся?

Вижу, девица побледнела, трепещет вся.

— Мне страшно, матушка. Кто эти люди? Зачем они у нас? В голосах угроза, злость в глазах.

Мать не успела слово вымолвить, как заговорил Ахан.

— Хэфер, рот закрой свой, не то замажу глиной! Оставь в покое и меня, и сих почтенных женщин. Впрочем, продолжай: явный враг милее тайного!

Угроза развеселила Хэфера.

— Волк страшит клыками, козел рогами, а бахвал словами. Вперед ты землю будешь грызть, чем рот мой глиною залепишь! Давай-ка, Букья, проучим грубияна. Пойдем к городским воротам и расскажем старейшинам о славных деяниях Ахана. А тебе, Азрикам, не пристало с Аханом дружбу водить. Сторонись греха. Ахан тебя в логово к ведьмам заманивает.

Ахан взбеленился. Веселье недруга родит чертей в душе и на крайности толкает.

— Не запугаешь! У меня тоже есть старые новости для судей у ворот. Коли пришел срок — за преступления сполна заплатим все. И я, и ты, Хэфер, и ты, Букья, — сказал Ахан и что-то прибавил Хэферу на ухо.

Как ужаленный вскочил Хэфер и с ужасом стал разглядывать несчастных женщин.

— О, Ахан, — заголосил, запричитал Хэфер, — я каюсь, ты прости! Вражду долой, соединимся в дружбе!

Хэфер шепнул два слова Букье, и тот побелел, как мел.

Вот, Зимри, — продолжает свой рассказ Азрикам, — я смотрю на перепуганных до смерти Хэфера и Букью, и у самого сердце в пятки уходит. А причину страха своего не понимаю.

Хэфер и Букья вышли из хижины, я и Ахан — вслед за ними.

— Заруби на носу, Азрикам, — сказал Ахан, — и ты, и я, и эти двое, — и он кивнул в сторону Хэфера и Букьи, — мы все в одной лодке, и волны и ветер нам одинаково опасны. Вас, неразлучные друзья, я жду в доме моего господина. Будем совет держать.

Мы с Аханом вернулись домой. Страх возрос, теряю дух, боюсь узнать дурное. Любопытство сильнее страха. Уговорил Ахана открыться. Тот завел меня в дальнюю комнату, запер двери и вдруг бросился мне на шею, обнял и расцеловал. И жутким оглушил признанием.

— Вот, Азрикам, я сбрасываю с души моей тяжкий камень молчания и признаюсь: «Твое наследие моими руками сотворено. Преступления, кровь, убийства — твоего богатства скелет. А две женщины из хижины не ведьмы вовсе, а Наама и ее дочь!»

Я долго стоял с открытым от изумления ртом. Наконец опомнился.

— Ты сватал меня к дочери Иорама, отца моего, то есть — к сестре!? — вскипел я.

— Гнев не торопи. Обсудим с Хэфером и Букьей, как наши шеи уберечь от топора, — ответил мне Ахан.

— Что для меня теперь твои, Зимри, благие вести, после вестей Ахана? Боюсь, не все тайны открыл мой домоуправитель, — закончил Азрикам страшную свою повесть.

Зимри настороженно слушал Азрикама.

— Да, Азрикам, гнусны намерения Хэфера и Букьи, их прошлое темно. Но не досуг копаться в черных душах. Кнут времени по нашим спинам хлещет, а дел невпроворот. Во-первых, Амнон все еще в столице, из Сиона выкурить его — мой долг. Во-вторых, два негодяя хоть и запуганы Аханом, но нет поруки, что языки их не развяжутся, а это — неминуемая гибель. Общая опасность — причина мира меж врагами, но хрупок он, как разбитый и склеенный горшок. Бедой чревато и тревожно положенье! И если хочешь, чтоб моя смекалка тебя от бед хранила, как и прежде, открой пошире кошелек. Не быть скупым — уже богатство. Ты морщишь нос? Я удивлен! Ведь я к другому лагерю могу примкнуть. Скажу Тамар, что женщины из хижины не ведьмы, а мать и сестра Амнона, и герой вновь станет чист в ее глазах! — закончил Зимри, бросив наугад угрозу и попав в цель.

Азрикам онемел от дерзких, несуразных слов. Гнев душит, путает мысли и язык. Но ярость страхом сожжена.

— Уж половину казны к рукам прибрал! Впрочем, прости, я тобой доволен, ты помогал мне прежде, и нынче я в тебе нуждаюсь. О плате не тревожься, положись на мою щедрость.