Абрам Мапу - Сионская любовь

Зимри принялся расхаживать из угла в угол, сосредоточенно размышляя. Наконец придумал, остановился.

— Ты вскоре принимаешь дорогих гостей, Хэфера и Букью. Раззадорь себя, силы духа наберись, мужчина! Преврати в попойку ваш ночной совет. Дождись, что гости очумеют от вина, и дом предай огню. И тайны с из хранителями вместе в дыму пожарища навек исчезнут. Когда покончишь с делом, удивишься, как верно и исправно это средство. Надежность — свойство простоты. Однако, действуй осторожно и с умом. Плату возьму деньгами, сады и виноградники твои мне не нужны. Не трусь, положись на меня, я с тобой и в радости и в горе. Ну, вперед, не медли! А меня Амнон ждет, в моем колчане еще остались стрелы для него.

Зимри покинул Азрикама. Раздобыл в тайном месте змеиного яду и пошел к Амнону.

— Знаю, Амнон, ты ждешь весть из дома Иядидьи, — начал Зимри, — увы, хозяина я не застал. Он заседает с царедворцами. Совещаются, как город защищать и как народу представить дело. В палатах Иядидьи все домочадцы беззаботно спят, и не с кем говорить. Я новый план придумал, и есть надежда, что Тамар к тебе вернется или тебя вернет, что равнозначно. С Пурой пошли ей дар — кувшин молодого вина и гроздья винограда. Напиши письмо, полное слов любви и мольбы. Вели Пуре передать девице послание и дар ранним утром, когда она прохаживается по саду. Тут я появлюсь, с ней разговор затею, и мною сказанное подкрепит тобой написанное. Я буду горд и, как кремень тверд. Авось Тамар поймет, что не права, нас изгоняя. Что до меня, я милости не жду. Честно, верно, с открытым сердцем я служил отцу ее.

Последуй моему совету, Амнон. Так испытаешь сердце Тамар. Если есть в нем любовь, снова завоюешь его, а если не откликнется Тамар на твой последний зов, значит пусто сердце, и нет причины горевать.

— Хорош совет. Захочет Господь, и вернется Тамар, и вернется любовь. Прошу тебя, Зимри, не уходи в сей трудный час. Тяжко одному. Вижу тебя, и дух мой поверженный ободряется.

— Не трусь, положись на меня, я с тобой и в радости и в горе, — второй раз за день произнес Зимри.

Амнон уселся за стол и принялся писать письмо, не останавливая слез.

«Любимая Тамар, голубка моя! Объясни, чем согрешил перед тобой. Кара велика беспредельно. Изгнав, лишила меня Божьей милости. Простой пастух не смел и думать о прекрасной дочке придворного вельможи. Твоей любовью я был заново рожден и вдохновлен на то, что совершил для нас обоих. Молю, любимая, дай надежду! Вспомни письмо из Нинвэ: «Цени надежду жизнью».

Ты одарила меня счастьем любить. Дух мой, смелость, ум — твое произведенье. Я вознесен и вмиг повержен. Какая сила двигала рукой творца, разбившего свое творенье в черепки?

Твой приговор ошеломил и оглушил. Любимая, покуда не вернешь ответ, я — камень в праще: не знаю ни пути ни цели. Помнишь ли Бейт Лехем? Молю, Тамар, верни былое счастье! Иль объясни, за что наказан.

Шлю тебе дар, как в былые дни. Будет принят сладкий напиток любви — и сердце мое взовьется ввысь. А вернется назад, отверженный и горький, как измена — и уделом моим станет чужбина. Молча, с любовью даже, снесу беды и горести. Сердцу скажу: «Терпи. Изгнание — это воля Тамар!»

Любимая! В твоих руках моя судьба — жизнь и смерть, счастье и горе, честь и позор. Ответь, Тамар: рай или ад, что Амнона ждет?»

Амнон завершил труд и отдал на суд Зимри.

— Читай!

Зимри читал и перечитывал письмо, попеременно придавая лицу то восторженное, то горестное выражение. Амнон, сидя за столом и обхвативши голову руками, все что-то бормотал бессвязно.

— Ах, Тамар! Где я был? Где я сейчас? Что ждет меня? Горе мне, горе!

Полагая, что пришел момент положить предел стенаниям и толкнуть события вперед, Зимри вернул Амнону письмо и заговорил.

— Пусть тверже железа сердце возлюбленной, в мягкий воск обратит его жар твоих слов. Лишь дикая львица, к вкусу крови привыкшая, не выпьет этих речей нектар. Если столь дивные строки не встряхнут душу Тамар — нечего горевать, беги от нее прочь! Завтра, завтра решится! Надейся, и я надеюсь. А сейчас приготовь свой дар и утешься сном.

Амнон наполнил кувшин молодым вином, нагрузил блюдо гроздьями винограда, лег и уснул. А Зимри тихо-тихо подобрался к кувшину и влил яду. И никто не видел, и Пура не узнает, и висит над Сионом ночная тьма.

Добр или зол солнца свет? И праведные и грешные души равно согреваются небесными лучами. Светлые надежды и черные умыслы ждут не дождутся утренней зари.

Рассвело. Амнон вручает Пуре дар и письмо. Зимри напутствует посланника: «Преуспей и возвращайся с удачей! И да вселит Господь в сердце Тамар раскаяние, и да вернет радость в душу господина твоего!»

И Пура ушел.

— Я пойду вслед за ним, — сказал Зимри, — и принесу ответ. Не известно, какой стороной упадет монета. Вдруг еще пуще озлобится девица, преследовать тебя станет. Пока спрячься и жди.

— Если Тамар от меня лик прячет, чего еще хуже, и зачем мне прятаться? — вздохнул в ответ Амнон.

Ушел Зимри, ласковый дьявол и ангел-губитель. Мысли кипят его, и сердце ликует: «Плод созрел, дело сделано, славный барыш впереди!»

Только Зимри за порог, как вновь появился рассудительный Уц.

— Амнон! Мать и сестра в тревоге — не дождались тебя вчера. А я не сказал им о беде твоей, — выпалил вместо приветствия Уц.

— Вот, я вновь попытался утраты вернуть. Жду ответа Тамар. Не уходи сейчас, тоскливо одному.

— Эх, господин, кабы прежде слушался моих уст, не знал бы сейчас беды. Любовь начинается суетой, продолжается ложью и кончается скорбью. Пламя ее не осветит лик, лишь душу и плоть опалит. Благословен сторонящийся любви! А уж коли попал в соблазна капкан — крепись, и спасение придет, и надежда слезы осушит, — закончил премудрый Уц.

Скука банальной рассудительности искупается долей истины.

Только солнце взошло над Иерусалимом, как потянулись на рынки жители со всех концов города, гонят на убой крупный и мелкий скот, везут вино и масло, спешат продать плоды своих рук. Иядидья с Тирцей сидят у окна и наблюдают лихорадочное шествие.

— В считанные дни опустеют хлева, овчарни и винные погреба. Пир горой. Похоже, на полста лет вперед животы набить хотят. Страшатся люди, что Санхериву добро их достанется. В страхе больше зла, чем в его причине. В эти дни небеса стенают и слез ждут, а внизу радость бьет ключом, — негодуя, заметил Иядидья.

— Вот-вот в нашем доме стенания и слезы услышим. Завтра свадьба Тамар и Амнона, все припасено, лишь невеста не готова. Ночь проплакала, говорить не хочет. Глупая, верит болтовне пророчицы и боится Амнона, — сказала Тирца.

— Как вступил Амнон под мою крышу, так и пропал покой в доме, и Тамар словно безумная. Оставь ее на волю Господа.