Мег Уэйт Клейтон - Последний поезд на Лондон [litres]

Подписав документ, Левенхерц протянул его Герберту Хагену, который подписал его как представитель Рейха, а затем передал Эйхману. Назначение Эйхмана в Вену было временным. Хаген сразу дал ему это понять. Значит, только от самого Эйхмана зависело, сумеет ли он стать здесь незаменимым. Рейд в здание центра еврейской общины на Зайтенштеттенгассе был его первым шагом к цели.

Эйхман поставил свою закорючку рядом с подписью Хагена, положил ручку на стол черного дерева, рядом с серебряным колокольчиком, встал и отдал Хагену честь. Тот, сделав дело, торопился отбыть: где-нибудь его наверняка ждал роскошный ужин, а то и роскошная дамочка.

– Ну что ж, – обратился Эйхман к евреям за столом, – а теперь собираться. Надо упаковать бумаги в коробки, а коробки снести вниз, в грузовик.

– И вы хотите, чтобы мы сделали это сами? – заикаясь, спросил Левенхерц.

Вообще-то, это была шутка, понятная лишь самому Эйхману: завершить все дело под сводчатым потолком хвастливо украшенного овального зала городского храма. Когда евреи закончили перетаскивать коробки с членскими списками и другими следами своей подрывной деятельности в грузовики, стоявшие в узком мощеном переулке позади пятиэтажного здания их центра, Эйхман велел им войти внутрь.

Взмокший от работы Левенхерц явно был огорчен, увидев в святая святых Зверя, но возражать не решился, а только взглянул на балкончик второго этажа, словно надеялся найти там путь к спасению.

– Это, наверное, для евреев рангом пониже, – сказал Эйхман.

– Это для женщин, – ответил Левенхерц.

– Ну конечно для женщин, – захохотал Эйхман.

Его люди заколотили дверь синагоги, и адъютант стал зачитывать список предводителей венского еврейства: Дезидер Фридман, глава венской еврейской общины; Роберт Штрикер, издатель ежедневной газеты венских сионистов; Якоб Эрлих; Оскар Грюнбаум.

– Адольф Бём…

Эйхман дождался, пока потрясенный Бём не займет свое место в одном ряду с другими, чьи фамилии тоже прозвучали, и лишь потом сказал:

– Нет, герр Бём, в отношении вас я передумал. – И с удовольствием отметил, как выражение облегчения растеклось по лицу писателя.

Да, все идет так, как он задумал: этот человек стар и слабодушен, припугни его – и он сделает все, что ему велят, будет сотрудничать. Он расскажет о своем страхе другим, тем, кто сегодня еще на свободе.

Адъютант прочел последнее имя:

– Йозеф Левенхерц.

Выпученные глаза Левенхерца выдали его готовность к предательству, и Эйхман удовлетворенно кивнул. На этот раз он не ошибся. Он выучил свой урок, который стоил ему унижения и отказа в повышении по службе: не плати евреям, если хочешь от них что-то получить.

Когда арестованных посадили в закрытый грузовик и тот с ворчанием отъехал от дома, Эйхман вернулся в кабинет Левенхерца, куда по пятам за ним последовал Зверь. В кабинете он осмотрел стол темного дерева, дорогие обои, портреты.

– Да, ваше время пришло, – сказал он людям на портретах.

Взяв со стола серебряный колокольчик, возле которого еще лежала его ручка, он опустил колокольчик в карман: сувенир пусть незначительный, но полезный.

Эйхман вернулся в элегантный шестиэтажный отель «Метрополь», куда как-то в молодости приехал на трамвае (эти грязные, грохочущие монстры и теперь еще ходили под окнами), а ему не позволили даже войти внутрь. Зато теперь швейцар придержал перед ним дверь и низко поклонился, а в подвальном этаже, временно служившем нацистам тюрьмой, только что арестованные им евреи ждали, когда он решит их судьбу.

Эйхман выждал два дня – достаточно, чтобы рана загноилась, – и лишь тогда вызвал шестерых предводителей еврейства, которых намеревался отпустить, во главе со старым, слабым, перепуганным насмерть Бёмом. Эйхман и сам не знал, зачем он велел привести остальных: Гольдхаммера, Плашкеса, Кёрнера, Ротенберга и Флейшмана. Наверное, просто чтобы показать им: он – может.

– Шаг назад! – приказал он им. – Так слишком близко. На меня возложена ответственность решения еврейского вопроса в Австрии. И я ожидаю от вас безоговорочного содействия. Герр Бём, это вы тот Адольф Бём, автор труда по истории сионизма? Я многое почерпнул из вашей книги. – И он процитировал на память короткий фрагмент текста, который выучил накануне. – Коль хакавод, – сказал он изумленно вытаращившимся на него евреям. – Вас удивляет мое знание иврита? Я родился в Сароне.

Зверь навострил уши. Эйхман уже не помнил, почему он когда-то заявил, будто родился в Иерусалиме, однако с тех пор этот прием не один раз помогал ему втираться в доверие к наивным евреям.

– Я слышал, Бём, что второй том вашего труда вышел совсем недавно, – продолжил он. – Сделайте одолжение, принесите мне, пожалуйста, экземпляр. Так вот, у евреев нет будущего в Австрии. Что вы предлагаете сделать для ускорения эмиграции?

Бём раззявил свой противный старый рот:

– Вы хотите, чтобы я…

– Я хочу знать ваше мнение о том, как помочь вашему народу, герр Бём.

– Я… ну, я… это не мое…

Эйхман позвонил в серебряный колокольчик, который стоял рядом с ним на столе.

– В любом случае вы слишком стары для моих целей.

– Так, а вы кто? – спросил Эйхман у следующего заключенного еврея.

Этот был уже четвертым с тех пор, как он отпустил Бёма и других, которых пока решил не арестовывать. Нет, и в самом деле, трудно понять, почему эти евреи так преуспели.

Стоявший перед ним еврей озадаченно произнес:

– Йозеф Левенхерц.

Левенхерц. Глава еврейской общины. Как его изменили всего несколько дней в холодной камере. Эйхман потрогал серебряный колокольчик, который взял со стола Левенхерца. Тот взглянул на него, но ничего не сказал.

– Для евреев в Австрии нет будущего, – повторил Эйхман набившую оскомину фразу. – Что вы порекомендуете для того, чтобы ускорить вашу эмиграцию?

– Ускорить… ускорить эмиграцию? – выдавил Левенхерц. – Если… если позволите… то есть вам, конечно, виднее… однако мне кажется, что состоятельные евреи не хотят покидать налаженную жизнь, а тем, что победнее, уезжать не на что.

Эйхман положил ладонь на голову Зверя. Просто удивительно, какой страх вызывают порой самые обыденные жесты. В первые десять дней после входа германских войск в Австрию с собой покончили сто евреев: одни бросались в окна, другие принимали яд или стрелялись.

– Значит, вы предлагаете нам сделать налаженную жизнь состоятельных евреев чуть менее таковой? – обратился к Левенхерцу Эйхман.

– Нет, я… я понимаю, герр Эйхман, господин, что существуют… То есть я хочу сказать, что люди получают одну из множества бумаг, необходимых для оформления выездной визы, и не успевают получить следующую, как срок действия первой истекает. Расписки об уплате налогов, счетов, других платежей. Видите ли, мы… И весь процесс приходится начинать сначала.