Мег Уэйт Клейтон - Последний поезд на Лондон [litres]

– Вальтер, вон они! – воскликнул он, заметив Зофию Хелену, которая стояла, прижав к себе сестренку.

Вальтер поднял голову и молча посмотрел на Отто. С тех пор как они вышли из квартиры, мальчик не произнес ни слова. Он еще так мал. Откуда ему понимать, что его ждет?

Отто повел малыша к своим внучкам. Они были уже совсем рядом, когда Иоганна пожаловалась:

– Зозо, я замерзла.

Зофия Хелена крепче прижала малышку к себе:

– Ничего, мышка-малышка. Сейчас я тебя согрею. Я о тебе позабочусь.

В очереди перед ними стояла красивая молодая мать – фиалковые глаза, выразительные брови, хрупкие плечи, младенец на руках. Услышав слова его старшей внучки, она обернулась и сказала:

– Какая ты замечательная сестра!

Неужели и эта молодая мать собирается отослать своего младенца в Англию? Рядом с красавицей стояла женщина постарше, ее рыжеволосая внучка, кося на левый глаз, держалась за бабушкину юбку.

– А разве для регистрации на транспорт детям обязательно быть здесь? – спросил у них Отто, беря у Зофи Иоганну.

– Почему та женщина так на нас смотрит? – перебила его Зофия Хелена, и все: бабушка с рыжеволосой внучкой, красавица-мать с младенцем и сам Отто – обернулись, услышав ее слова, словно они сделали очевидным то, что давно чувствовали, но в чем не отдавали себе отчета: упершийся в них чей-то взгляд.

Какая-то женщина, светлокожая и светловолосая, судя по всему иностранка, стояла в нескольких шагах от них – не в очереди, но так, будто имела к ней какое-то отношение. Она была некрасива – тяжелый подбородок, крупный нос, густые брови, широкий, как щель почтового ящика, рот казались бы насмешкой природы, если бы общее впечатление не смягчали ласковые серые глаза. Она переступила с ноги на ногу. Заметив тревогу на обращенных к ней лицах, она подняла руку в желтой перчатке, словно в знак приветствия, и легким, уверенным шагом вошла в синагогу – так, словно здание принадлежало ей.

– Обязательно, – произнесла бабушка и в ответ на недоумевающий взгляд Отто добавила: – Детям обязательно быть здесь для регистрации. Их фотографируют, а потом они проходят медицинский осмотр.

– Зофи, срочно найди Штефана, – сказал Отто. – Пусть идет сюда и встает в очередь. Я с Вальтером и Иоганной пока постою, а ты беги за ним. Я пообещал их матери, что зарегистрирую обоих. Здесь именно это и происходит – еврейских детей регистрируют, чтобы отвезти в Англию, где им не будет грозить опасность.

– Не только, – сказала красавица-мать.

– Не только в Англию? – переспросил Отто.

– Не только еврейских. Любых детей.

Отто перехватил собравшуюся бежать Зофи, положив ей на плечо руку, и повторил:

– То есть ребенок не обязательно должен быть евреем?

– Детей коммунистов и политических противников режима тоже берут.

– А моих внучек возьмут, как вы думаете? Их мать арестована за публикацию статей против Рейха. – (Женщины посмотрели на него скептически.) – Наша Зофия Хелена – математический гений. Она с девяти лет занимается математикой с профессором из университета. С Куртом Гёделем, он очень известный человек. Так что она могла бы учиться в Англии.

– Что вы нас уговариваете, здесь ведь не мы принимаем решения, – ответила ему бабушка.

– Возьмут всех детей, которым грозит опасность, – возразила женщина с фиалковыми глазами. – Так сказал герр Фридман. Главное, чтобы они ничем не болели. И чтобы им не было восемнадцати.

Отто вступил в недолгую победоносную схватку со своей совестью.

– Зофия Хелена, тебе придется остаться, – сказал он.

– Дедушка, я вернусь. Я успею до того, как подойдет наша очередь, обещаю. Я приду, даже если не смогу отыскать Штефана. – И она умчалась, не оборачиваясь на тревожный зов деда, который, окликая ее, разрывался между страхом за внучку и собственной совестью, шептавшей ему, что, если с молодым Нойманом случится беда, он никогда себе этого не простит.

– Деда, мне холодно, – пожаловалась Иоганна.

Отто прижал девочку к себе. Ему и самому было холодно. Его леденил страх перед выбором, который незадолго до того на его глазах сделала фрау Нойман и который ему еще предстояло сделать. Решится ли он отослать своих девочек одних в чужую страну, языка которой они не знают? И если да, то увидит ли он их когда-нибудь снова? А Кэте – простит она ему этот выбор или она сама поступила бы на его месте так же?

Вальтер протянул Иоганне свой шарфик:

– Вот, возьми. Мне не очень холодно.

Труус вошла в здание синагоги на Зайтенштеттенгассе. Длинная очередь продолжалась и здесь, огибая пустую скорлупу выгоревшей передней, взбегая по лестнице на галерею для женщин, которая каким-то чудом уцелела в ночь пожаров. Там, наверху, она нашла герра Фридмана. Он выполнял в этом человеческом оркестре роль дирижера: раздавал указания волонтерам, которые вели запись, кто сидя за складными столами, кто стоя, с блокнотами в руках; отправлял детей налево и направо. Вот девочка-подросток скрылась за занавеской для медосмотра. Мальчика усаживал перед камерой фотограф. Заметив Труус, герр Фридман сделал ей знак отойти с ним в сторону. Там было потише, но от глаз толпы укрыться все равно не удалось.

– Как вы смогли оповестить людей так быстро? – спросила она.

– Мы все сейчас вынуждены жить бок о бок, – ответил герр Фридман. – Чудо в том, что родители сами передавали новость друг другу. Так что проблема теперь не в том, где найти шестьсот детей, а в том, как выбрать именно шестьсот из имеющихся.

– А медицинский осмотр? – спросила Труус. – Мы должны убедить британцев в том, что эти дети здоровы – действительно здоровы. Если с первым транспортом что-то пойдет не так, это поставит под угрозу возможность…

– Они здоровы, насколько могут быть здоровы голодные дети, – перебил ее герр Фридман. – Наши врачи вам это подтвердят. Опять же, спасибо нацистам – если бы они не лишили наших врачей возможности заниматься практикой в Вене, те вряд ли смогли бы откликнуться на наш призыв в одночасье. А так они все здесь.

– Значит, шестьсот детей у нас есть, даже больше, – подытожила Труус. – Вопрос теперь в том, кого из них выбрать. Скажите, у нас есть возможность как-то разделить их по степени риска, которому они подвергаются, оставаясь здесь?

– Больше всех рискуют старшие мальчики, – сказал герр Фридман. – Те, которые уже в трудовых лагерях и за кого в очереди стоят их матери.

Старших мальчиков будет особенно трудно разместить в Британии. Семьи, конечно, предпочтут малышей, но организовать транспорт такого числа детей младшего возраста практически без сопровождения взрослых – большая проблема.

– А можно ли как-то оценить состояние здоровья мальчиков в лагерях и сделать их фото? – спросила она.