Эми Хармон - Из песка и пепла

Шаг, шаг, шаг, отсчитывала она про себя, и ритм слов вкупе со стуком туфель заставлял ее двигаться все быстрее, быстрее, быстрее. Наконец здание кончилось, и Ева нырнула за угол, под укрытие шишковатой оливы. Только тогда она позволила себе оглянуться на Альдо – не в силах уйти, так и не узнав, что стало с другом.

Время не замедлилось, не было никаких знаков. Оно просто продолжало течь, лениво роняя секунды, совершенно безразличное к человечеству. Фон Эссен стоял перед Альдо. Дуло его пистолета смотрело в ложбинку на шее печатника, словно он хотел оружием раздвинуть ему воротник. Затем он спустил курок.

Альдо Финци упал на мостовую будто подкошенный. На улице не послышалось ни единого протеста – ни от Альдо, ни от кучки людей в униформе, которые теперь его окружали, ни от Евы. Ни крика, ни восклицания. Только гулкий звук разряженного оружия. И время покатилось дальше, даже не задумавшись о человеке, чье время только что истекло. Ток. Тик. Ток. Точ. Но. В срок.

Фон Эссен убрал пистолет в кобуру и достал из нагрудного кармана серебряный портсигар. Щелчок крышки отмерил еще одну секунду. Сухое шипение спички – другую. Пламя пыхнуло и тут же опало, будто сделало судорожный вдох и выдох. Капитан поджег сигарету, затянулся и бросил спичку на распростертое у его ног тело. Прежде чем погаснуть, она испустила тонкий дымный завиток, словно это душа убитого покинула тело и растворилась в сырых сумерках.

Ева могла только стоять и смотреть – холодная и молчаливая, как само время. Больше на улице не было никого. Ничто так эффективно не очищает округу, как появление немецкого патруля.

– Er war ein Jude [9] Он был евреем (нем.). , – коротко бросил фон Эссен.

Ева без труда расслышала слова. Он даже не потрудился понизить голос. Да и с чего бы? Альдо был всего лишь евреем. Он убил всего лишь еврея.

– Как вы догадались? – спросил один из его спутников, подталкивая Альдо носком сапога.

– Велел ему снять штаны, – просто ответил фон Эссен.

Солдат ногой перевернул Альдо на спину.

– Обрезанный член не спрячешь.

Ха. Ха. Ха. Ток. Тик. Ток.

– Оставьте его здесь. Итальянцам будет полезно увидеть, что происходит с нарушителями закона. Их предупреждали. Евреям было велено сдаться месяцы назад. Он не послушался. И что с ним теперь?

Ничуть не озабоченный происшествием патруль продолжал путь, и звуки голосов отдалились вместе с шагами.

Ева дождалась, пока они не стихнут окончательно, – на том же месте, где оглянулась в последний раз. После чего направилась к Альдо на ватных ногах и вихляющей походкой, словно была именно так пьяна, как он пытался изобразить перед капитаном. Пятнадцать метров, десять, пять. Три. На улице уже почти совсем стемнело, и, хотя ливень прекратился, воздух полнился вязкой влагой, вот-вот обещающей вновь перейти в дождь. Мокрые улицы сверкали черным глянцем – как и кровь Альдо. Но Ева смотрела не на кровь.

Она не могла отвести взгляд от лица друга. К счастью для Евы, глаза его были закрыты и только очки сидели немного криво, будто у ребенка, задремавшего за чтением. Ева сгорбилась на земле рядом – и тут же заметила газету, краешек которой выглядывал из-за отворота пальто. Она была пухлой от спрятанных внутри документов. И все еще теплой.

– Боже! Боже! – простонала Ева, чувствуя, как к горлу тошнотворной волной подкатывает желчь. Нет, она не станет об этом думать. Не сейчас.

Ева со стиснутыми зубами вытащила из газеты сверток и затолкала его за ворот платья, стараясь не обращать внимания на липкий жар на коже. Тугой ремень не позволил бы документам свалиться к ногам. Затем в чистом порыве запахнула на Альдо полы пальто, чтобы даже в смерти не оставить друга нагим и униженным, поправила покосившиеся очки и встала, прикрывая рукой предательский бугорок на талии. После этого она двинулась прочь, слепо переставляя одну ногу за другой; но, хотя ритм шагов совпадал с метрономом времени, ни одна прошедшая секунда не несла облегчения.

Анджело ждал ее в церкви: расхаживал по длинному нефу со сложенными за спиной руками и опущенной головой. Ева чудовищно опаздывала. Должно быть, последние несколько часов он провел в тревоге, что с ней что-то случилось. С ней и правда что-то случилось. Анджело будто почувствовал ее присутствие: стоило ей переступить порог, как он вскинул голову, и лицо его мгновенно озарилось облегчением.

– Я пришла, – произнесла Ева чужим голосом. – Я принесла… провиант.

Этим словом они обозначали все подряд, в том числе то, что называть вслух не следовало. Сейчас в Риме могли подсматривать и подслушивать даже стены. «Провиант» был обтекаемым. «Документы» – нет. После этого Ева развернулась и сразу направилась к маленькой дверце, ведущей в подвальную комнату. Ей нужно было отмыться от крови Альдо. За спиной тут же послышались шаги Анджело. Она узнала бы их где угодно: гулкий, глухой, гулкий, глухой.

Мерный ритм воскресил в памяти Евы удаляющиеся шаги убийц Альдо, и ее снова затрясло. Она даже не смогла расстегнуть пальто – пальцы промахивались мимо пуговиц.

– Ева! Что случилось? Почему так долго? – Тревога в голосе Анджело переросла в панику.

Он потянулся к ней, но Ева отступила в сторону, не в состоянии сейчас выносить его взгляд. Сосредоточившись, она все-таки сумела высвободить из петли первую пуговицу. Затем вторую. Добравшись до пятой, она сунула руку в вырез платья, вытащила сверток с паспортами и бросила его Анджело. Он легко поймал документы на лету и положил их на маленький комод, даже не посмотрев. Ева невольно задумалась, испачканы ли теперь и его руки.

Лифчик прилипал к груди. Ева задыхалась, мелкими глотками втягивая ровно столько воздуха, чтобы не упасть. Стоило ей вдохнуть чуть глубже, как горло сразу наполнялось желчью.

– Я шла пешком. – Ответ так запоздал, что почти потерял смысл.

– Всю дорогу?

– Да. Всю дорогу.

– После комендантского часа! Тебя могли арестовать.

– Мне пришлось. Я боялась садиться в трамвай в крови.

– В крови? Ты ранена? Да боже, Ева, посмотри на меня!

Анджело схватил ее руки и развернул ладонями вверх. Взгляд Евы против воли опустился следом.

Крови было на удивление мало. Ева всю дорогу держала ладони в карманах, и теперь они, наверное, тоже были в пятнах. Она вырвала руки из хватки Анджело и наконец расстегнула пальто до конца.

– Madre di Dio!

А вот на желтом платье крови было на удивление много. Багровая влага пропитала тонкий хлопок между грудями и спускалась узким клином до самого пояса. Анджело вцепился в нее снова – на этот раз непримиримее. Сдернул ремень, разорвал платье от воротничка, так что пуговицы разлетелись по всей комнате, и лихорадочно зашарил по коже в поисках раны.