Екатерина Дроздова - Богоявленское

С этого момента Игоря было кому ждать на воле. И через несколько месяцев, освободившись по амнистии, Игорь объявился у Тоньки. Однако родители девушки воспротивились такому союзу, но влюбленная и решительная Тонька выбрала Игоря. И молодые были вынуждены уехать в Воронеж, где Игнатова уже с радостью ждали товарищи по идейным соображениям, дружбу с которыми он успел свести, отбывая срок.

Присоединившись к группе Воронежских коммунистов, Игнатов моментально сделался одним из самых видных ее деятелей. Особой убедительностью отличались не только пламенные и искренние речи Игоря, но и вся его внешность. Высокий, подтянутый с выдающимся орлиным профилем и необыкновенно умными и вдумчивыми зелеными глазами, он блистал на всех подпольных трибунах. Как Давид Микеланджело он был статен, словно из мрамора выточен, также устремлен был вдаль победоносный его взгляд.

– Коммунизм станет новой эпохой в истории человечества, эпохой полного контроля человека над социальным миром! В итоге утвердится ассоциация свободных тружеников во всем мире!

Такие пламенные речи Игоря слушали с придыханием все товарищи по революционному подполью и особенно Егор. Теперь он не пропускал не одного подпольного, партийного собрания, и пыльные подвалы, заброшенные квартиры, холодные чердаки стали для Егора прекраснее дорогих залов богатых усадеб. И Игорь, полюбивший его, как родного брата, как верного сподвижника своих идей с радостью взял мальчика на поруки. И, когда Егор задумал бросить гимназию, чтобы все свое время посвящать только революционному подполью и не выделяться из общей массы, не имевших возможности учиться товарищей, строго ему сказал:

– Не вздумай! Образованные люди нашей партии будут ох, как нужны. Вот возьмем, к примеру, хоть меня. Как бы я хотел выучиться, но возможности этой лишен, потому имею за плечами только церковно-приходскую школу. Вот и все мои университеты. И хоть жажды к знаниям и любви к книгам у меня никто не отнимет, этого все равно не достаточно, чтобы принести нашей партии большую пользу. А ты сможешь поделиться своим образованием с бедными детьми или рабочими. Для этого мы и существуем, ради этого и живем.

– Но почему тогда сам ты в гимназии не учился? – спросил Егор.

– Доклад « О сокращении гимназического образования» не дал, – ответил Игорь. – Слыхал о таком?

– Нет.

– Это знаменитый «Циркуляр о кухаркиных детях» изданный летом 1887 года. Он гласит о вводе денежного ценза на образование. А знаешь, о чем в нем говорится?

– О чем же?

– А в нем Егор говорится, что гимназии должны освободиться от детей кучеров, лакеев, поваров, прачек и тому подобных людей, детям коих вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию.

– Но это же ужасно не справедливо! – возмутился Егор и от переизбытка нахлынувших эмоций поскользнулся на заледеневшей дороге.

– Не справедливо, – ответил Игорь, подхватив под руку своего юного товарища.

– Это действительность Егор, в которой мы живем, вообще имеет мало справедливости. Вот ты был когда-нибудь в Сибири?

– Нет.

– А я однажды заблудился в тайге. И так мне стало страшно, что я совершенно потерял ориентацию, потом силы стали оставлять меня и ноги мои стали подкашиваться. Я пошел неверной тропой и провалился в болото. И кричи не кричи, никто тебя не услышит и не вытащит. Вся жизнь Егор, мне кажется такой вот тайгой. Сплошной тайгой и болотом.

– Но мы же все это изменим? – спросил Егор, с надеждой заглядывая Игорю в глаза.

– Конечно, изменим! – решительно ответил Игорь. – А теперь пойдем к одному нашему товарищу. Он очень хороший человек и преданный идеям партии соратник. Я давно хочу тебя с ним познакомить.

Подойдя к занесенному снегом маленькому домику, они увидели стоящего на его пороге молодого человека, обивающего с валенок снег. Присмотревшись к нему, Егор воскликнул:

– Да это же наш Богоявленский! Васька!

Тут же на порог вышел хозяин дома, небольшого роста, чернявый мужичок. Им оказался Васькин крестный Архип.

– Что за радость! – сказал он. – Ну и вправду, что за день? Али праздник какой сегодня?!

И приглашая гостей в дом, Архип сказал крестнику:

– Ну-ка Васька, пойди поручкайся с товарищем!

Войдя в дом и сняв шапку, Васька замер от удивления и встав, как вкопанный, только и воскликнул:

– Марк Вацлавич?!

После побега из Богоявленского Марк Вацлавич Садилек несколько лет скрывался от правосудия на Украине, пока в центральном аппарате ему не разрешили вернуться в Воронеж. И вот он вернулся в город своей юности, разыскал Архипа и получил задание из центра.

Ваське показалось, что Марк Вацлавич рад встречи с ним. Во всяком случае, он с участием расспросил его о жизни, об отце и Богоявленском. И не переставая восхищался:

– Ах, Вася, каким ты стал, подумать только! Да и не Вася ты уже, а право целый Василий Тихонович! Честное слово, увидев тебя на улице – не признал бы! Как ты повзрослел!

Ваське льстили комплименты Марка Вацлавича. Он всегда относился к нему с уважением и почтением, вспоминал, как читал ему Марк Вацлавич книги, учил счету, как скучал по нему во время долгой разлуки. И Ваську совсем не насторожило, что за весь вечер он ни разу не спросил о Маше и Митьке, будто их и вовсе не было в его жизни.

А вот появление в их рядах Егора ни Марк Вацлавич, ни Архип не одобрили. Кто знает, что на уме у этого мальчишки? Все-таки он воспитанник Петра Ивановича Сенявина, а значит, доводится им классовым врагом. Но Игорь твердо заявил об идеологической зрелости Егора, даже невзирая на юный возраст, и с уверенностью заявил, что отвечает за него своей головой.

– Что же? Раз так, то приступим к собранию, – сказал Марк Вацлавич. – Сегодня из центра мною получено задание, собрать и подчинить одной организации все революционные кружки, социал-демократические дружины, подпольные ячейки Воронежа и Воронежской губернии. Нам предстоит большая работа товарищи, и потому приступить к ее выполнению требуется немедленно.

Так в эту ночь был организован актив из воронежских подпольщиков во главе с Марком Вацлавичем Садилеком, Архипом Архиповичем Гуляевым, Игорем Николаевичем Игнатовым и присоединившимся к ним Васькой и Егором.

В церкви Иоанна Богослова собралось так много людей, что становилось тяжело дышать. А на улице пахло праздником и весной. И вот с громким пением стихиры праздника начался крестный ход. Возглавлял шествие князь Петр Иванович Сенявин с княгиней Ольгой Андреевной и старшей дочерью княжной Верой. Следом за ним шел Митрофан Спиридонович Мищенко с семейством.

Эти две семьи, всегда привлекавшие к себе повышенное внимание односельчан, не оставались незамеченными и во время пасхального богослужения. Богоявленцы шепотом обсуждали красавицу Веру, как предельно серьезно молилась она на этой утрене, старшую дочь Митрофана Спиридоновича Глашу, только-только ставшую появляться на людях после скандала с графом Платовым, но все еще грустную и нелюдимую, и юную Злату, его любимую дочь – веселую и несерьезную даже в церкви.