Николай Спасский - Византиец

Вскоре после этого трагического случая, что не утаилось даже от глаз и ушей итальянских мастеров и купцов, отношение Иоанна к Зое и сыну Василию стало меняться. Он заметно охладел к ним. Одновременно Иоанн сделался подчеркнуто милостивым к своей невестке Елене, Иоанновой вдове, дочери Стефана, господаря Молдавского, и ее малолетнему сыну Димитрию.

Дальше все развивалось в лучших византийских традициях. Слухи были скудны и приходили в Венецию с огромным опозданием. Тем не менее из этих крох Н. постепенно смог восстановить картину происшедшего.

Где-то в конце 1497 года затеялся дурной, абсурдный заговор в пользу Зои и ее сына. В заговоре не участвовал ни один представитель знатной фамилии, все только дети боярские да дьяки. Заговорщики советовали молодому князю выехать из Москвы, захватить казну в Вологде и Белоозере, убить Димитрия. Что самое страшное по московским нравам — они тайно целовали крест, что будут стоять крепко в этом заговоре. Какое-то детство, возмущался Н.

Однако заговор свою роль сыграл. Его, естественно, вовремя раскрыли. Иоанн распорядился держать сына на его же дворе под стражей, а Зою официально отдалил от себя. Участникам поотсекали на Москве-реке руки, ноги и головы. Многих пометали в тюрьмы.

Еще больше не понравилось великому князю, что к Зое приходили ворожеи с зельем. Он не забыл, что ворожбой в свое время погубили его первую жену. Ворожей тоже утопили. Иоанн стал остерегаться жены.

Так, после десятилетней прохлады наступила настоящая опала. Чтобы окончательно отстранить сына Зои от великого княжения, Иоанн поспешил совершить царское венчание над соперником его, внуком Димитрием. 4 февраля 1498 года, по иронии судьбы именно в Успенском соборе, отстроенном во всей красе благодаря Зое, митрополит благословил Димитрия великим княжением Владимирским, Московским и Новгородским, а сам Иоанн возложил на голову внука шапку Мономаха. Торжество Зоиных противников казалось полным.

На глазах у Н. разваливалась конструкция, на сооружение которой он отдал всю жизнь. Что он мог предпринять? Практически ничего — кризис зашел слишком далеко. Если бы Н. объявился в Москве в обстановке всеобщей подозрительности и повального доносительства, это наверняка стало бы известно. Его просто схватили бы в первые же дни, как хватали всех мало-мальски подозрительных греков и итальянцев. Учинили бы дознание. А там, вероятнее всего, придушили бы да спустили ночью под лед.

Что оставалось? Разве что передать деньги. Надежные, свои люди среди итальянских купцов, регулярно приезжавших в Москву и уже примелькавшихся там и не вызывавших подозрения, у Н. имелись. Правда, как всегда в жизни, отдавая деньги, он не мог быть уверен ни в чем. Он не мог быть уверен, что эти деньги не украдут. Что этот же купец на него не донесет в Трибунал государственных инквизиторов или в Москве великому князю. В первом случае худо пришлось бы самому Н. Во втором такой донос мог оказаться последней каплей, которая решила бы судьбу Зои и Василия. Но тем не менее требовалось что-то делать. Все шло к тому, что их обоих, Зою и сына, медленно изведут.

Наконец Н. решился. Он тщательно и долго перебирал знакомых купцов, и в конце концов ему удалось договориться с одним. Тот брался переправить в Москву круглую сумму, составлявшую все сбережения Н. Передать эти деньги надлежало личной служанке великой княгини. Это была все та же служанка, которая когда-то много лет назад блуждала с Н. по переулкам ночной Сиены. Насколько Н. слышал, из всей свиты, с которой Зоя прибыла в Москву, ей разрешили оставить только Клеопу. Купец обязался привезти назад расписку.

Конечно, такая услуга предполагала немалую цену. Н. взялся очень щедро заплатить купцу, выдав солидный аванс до путешествия и обещав остальное отдать сразу по получении расписки. Кроме того, Н. обещал раздобыть определенную информацию, касавшуюся одного из членов Совета Десяти. Здесь дело заключалось даже не в этой информации. Выведя постепенно своего агента на эту просьбу, Н. приобретал немалую власть над ним. Теперь не только купец мог настучать на Н. государственным инквизиторам, но и Н. тоже мог донести, потому что информация на членов Совета Десяти невинно не собирается.

А для подстраховки аккуратным блефом, полунамеками Н. убедил купца, что, если тот не выполнит порученное ему дело, его убьют. Не Н., так другие. Жизнь научила Н., что самое надежное средство воздействия на людей — это страх. Но страх срабатывал только тогда, когда строился не на блефе. Здесь требовалась полная ясность. Для обеих сторон. Если бы его поручение не было выполнено, Н. не отступил бы ни перед чем, чтобы наказать человека, предавшего и продавшего его. Купец это, похоже, понимал.

Слава Богу, однако, наказывать никого не пришлось. Осенью 1498 года его посланец вернулся с лист очком бумаги. Н. посмотрел на него недоверчиво:

— Это что, расписка?

Купчишка явно нервничал. Он и сам, по-видимому, чувствовал, что не в полной мере оправдал возложенное на него доверие. Засуетившись, поспешил объяснить:

— Я говорил, что вы будете недовольны. Я предупреждал. Но мне сказали, что это рука великой княгини. И что вас это вполне устроит. Посмотрите.

Н. развернул сложенный вчетверо листочек. Почерк он не узнавал. Записка состояла из двух частей. Вверху — сумма, которую он переслал. И чуть ниже — шесть строчек столбиком. На итальянском. Из Данте, сообразил Н. Как сквозь наваждение, он с трудом прочитал эти строчки:

Сыграли ли эти деньги какую-либо роль, осталось тайной. Но Н. было важно для его совести, что он поступил сообразно долгу. Хотя, наверное, еще важнее для него было другое — что они с Зоей помнили и понимали друг друга. Несмотря ни на что.

Н. продолжал исправно получать донесения из Москвы. Ему сообщили, что через пару-тройку месяцев, в январе 1499 года, страшная опала постигла два знатнейших боярских семейства — князей Патрикеевых и князей Ряполовских, которые, кстати, и являлись основными гонителями Зои. Никто не догадывался, что послужило причиной опалы. Это казалось странным. Ибо в Москве заговоры плодились как грибы после дождя, и на каждую опалу всегда имелось объяснение: кто целовал крест, кто ворожил, кто замышлял отход в Литву, кто сносился с татарами.

На этот раз лишь глухо намекали, что крамола Патрикеевых и Ряполовских состояла в интриге, целью которой было окончательно изничтожить Зою и ее сына и подтолкнуть Иоанна к тому, чтобы еще при жизни передать власть Димитрию. Так ли, не так ли было на самом деле, никто не знал. Но Иоанн не зря звался Грозным. Несмотря на то, что глава рода Патрикеевых, князь Иоанн Юрьевич, состоял в родстве с великим князем, Иоанн распорядился схватить его с двумя сыновьями и с зятем, князем Семеном Ряполовским, испытал подробно все крамолы, нашел измену бояр и приговорил их к смертной казни. 5 февраля князю Семену отрубили голову на Москве-реке. Просьбы духовенства спасли жизнь Патрикеевым, но и они оказались вынуждены постричься в монахи.