Камиль Зиганшин - Золото Алдана [Роман в 2 книгах]

Беседы с батюшкой пробуждали мысль, были глотком свежего воздуха, но летом 1942 года того неожиданно освободили и вернули на службу в своем приходе: оказавшись в критической ситуации, власти признали, что церковь в борьбе с фашизмом может стать мощным подспорьем, война на время примирила их.

В один из вечеров сам отец Илларион задал Корнею давно волновавший его вопрос:

— Как полагаешь, почему ваши общины устойчивей и сильнее наших сельских, тем паче городских приходов?

Корней был польщен таким уважительным отношением к одноверцам:

— Думаю, от того, что живем мы сообща, единой семьей. В ваших же казенных деревнях все делается только по распоряжению начальства: скажут — сделают, не скажут — так и будут на скамейках сидеть. Наши общины объединяют общие заботы, любимая часовня и духовное пение, а деревенских и городских — всегубительная винная лавка да лаяние матерное.

— Что правда, то правда. Да и сами мы, церковники, чего уж скрывать, измельчали. Признаюсь: в страхе живем, отчего порой невозможно оказать противодействие несправедливости и злу. Службы превращаются в формальность, лишенную воспитательной силы.

В их бараке жила еще одна примечательная личность — тихий, чистоплотный татарин по имени Шамиль. Он тоже не скрывал того, что верующий. Только веровал он и молился Аллаху и пророку его Мухаммеду. Место у него было на втором ярусе над Корнеем. Он ни с кем не вступал в разговоры, всегда безмолвствовал, непонятно было — занят ли он своими мыслями или слушает, о чем говорят другие.

Отец Илларион, беседуя с Корнеем, порой с опаской поглядывал на молчальника и, на всякий случай, понижал мощь голоса.

Когда батюшку освободили, мусульманин посмотрел на Корнея и молча кивнул на освободившиеся нары: можно, мол? Тот также молча кивнул в знак согласия. Так началась их малоречивая дружба. То Шамиль подарит соседу искусно вырезанную из дерева зверушку или возьмет да отремонтирует ему прохудившуюся обувку, то Корней угостит соседа кедровыми орехами или даст какие травы для поправки здоровья. И оба все это молчком, с доброй улыбкой, приложив руку к сердцу.

Лишь однажды, ночью, когда Корней дежурил по бараку истопником, Шамиль вдруг подошел к печке, когда он закладывал в нее сырые, чтобы дольше горели, поленья, и зашептал:

— Я тоже думаю, что Всевышний для всех людей один. Христос — сын Бога, а Мухаммед — пророк, вещающий от имени Бога. Он был честным, трудолюбивым и милосердным человеком. Много лет ходил в горы молиться в одиночестве. И Всевышний возлюбил его и стал говорить ему, как нужно жить людям. Чтобы сделать доступнее своему народу то, что слышал, Мухаммед написал суры. Вы говорили, у каждого народа свой язык. Так же и с религиями. Но Аллах один, пути только разные. Наш, я думаю, проще и понятней.

Шамиль взял щепку и острым концом обозначил на земле две точки: «Мы — тут. Вы — тут». Потом обозначил еще одну: «Аллах, по-вашему Бог, — тут». Далее он провел две прямые: «Ислам ведет к Всевышнему так, православие — так. Пути разные, а цель одна, мы — братья…»

Летом 1953 года поседевшего Корнея за примерное поведение, по случаю большой амнистии, за 8 лет до окончания срока, освободили.

Весть о том, что безбожники по ненамеренной подсказке Горбуна нашли богатую залежь самородного золота, сильно обеспокоила скитников.

— Не ровен час, нагрянут, да не три человека, а поболе. Жить бок о бок со скоблеными да терпеть их безбожные порядки неможно помыслить! — говорили они.

В умах старолюбцев ожила давняя мечта о легендарной стране Беловодии с мудрыми и благочестивыми наставниками, где пребывает без притеснений прародительская вера. Сколько уж поколений русских ищет эту обетованную землю, да никак не могут выйти на ее след. Искали и в Тибете и на Японских островах, но безрезультатно.

«А вдруг эта приветливая потаенная страна где-то в наших глухоманных крепях сокрыта?» Эта мысль все чаще и чаще приходила на ум варлаамовцам.

— Табашники теперича нас в покое не оставют. Надо чтой-то делать. Вона, сколь раз на своих эропланах прилетали, не к добру то, — пробубнил на очередном соборе неугомонный дед Тихон.

— Верно говоришь! Может статься, что скоро жизни покойной во Впадине конец придет. Надобно, пока не поздно, новое место для скита подыскивать, — поддержал его Дормидонт.

— Во-во! Небось у них уж и слух прошел, что тута злато повсюду. Как понаедут тыщи скобленых, такой шабаш устроют, што сами побежим отселя куда глаза глядят! — осмелел, почувствовав поддержку, Тихон.

— А я не согласный! Оглянитесь вокруг! Где такую лепоту еще сыщешь? Может, именно здесь и есть та самая страна Беловодье, да мы о том не ведаем, — возразил не любивший перемен Матвей.

После бурных споров все же сошлись на том, что на всякий случай следует-таки отправить людей для поиска запасного пристанища.

— В какой стороне искать-то будем? — сразу перешел к делу дед Тихон.

Вспомнив рассказы старушки-эвенкийки из стойбища жены, Елисей предложил идти на север. По преданиям, где-то там, за беловерхими хребтами, спрятаны Теплые горы, на которых земля даже зимой не замерзает. Демьян загорелся. Шаманы на посещение тех мест запрет наложили, потому как там обитает могущественный Горный дух. Зашедшего к нему человека он лишает памяти и оставляет в тех горах. Со временем пленник обрастает шерстью и превращается в зверя.

Демьян загорелся:

— Вот бы сыскать те Палестины!

— Край тамошний, может, и зело теплый, но зачем нам добровольно в беспамятство впадать и обличье зверя принимать? Я не согласный. Надо в других местах искать, — опять заволновался Матвей.

— Так ведь Горный дух только над идолопоклонниками власть имеет, а мы, православные, под защитой Владыки нашего находимся. Молитвой и крестным знамением от любых духов оборонимся, — успокоил Григорий.

— Давайте лучше построим большие лодки и на них через океан в Русскую Америку подадимся. Там, говорят, наш брат издавна хоронится. И воля там без притеснения, и земли богатые, — неожиданно предложил Дормидонт.

— Звучит заманчиво, но это не для нас. Нам из матушки России никак. Верно говорю? — обратился наставник к братии.

— Верно, верно, — поддержал собор.

В итоге предложение Елисея поискать Теплые горы на севере все же одобрили, и вдобавок наметили еще два маршрута на восток, в сторону Ламского моря, к местам, прежде не посещаемым. Определились и с ходоками. На Теплые горы назначили Елисея с Изосимом.

Центральный хребет, преграждавший путь на север, был таким высоким, что его снежные пики, казалось, доставали звезд.

На второй день пути дед с внуком взошли на остро заточенный водораздельный гребень. В некоторых местах его можно было оседлать, свесив ноги на обе стороны.