Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

— Отлично. Пусть изучает что хочет, пусть будет мудрецом. Какая мне разница, лишь бы не препятствовал тебе выйти за меня замуж!

— Антиной! Ты любил Ездру почти так же сильно, как я.

— Это было давно!

— Не так давно, чтобы ты мог забыть. Как и я, ты знаешь, что Ездра создан не для обычной жизни. Когда-нибудь он станет великим…

— Нет. Тогда он не был бы ревнивцем. Ревность принижает его, как ненависть ослабляет воина перед битвой.

Лейла лишь улыбнулась и замолчала. Она подошла к нему, погладила обнаженный торс Антиноя, прижалась лбом к его плечу и нежно обняла.

— Я не знаю иного желания и большего счастья, чем стать женой Антиноя. Только прояви еще немного терпения.

Антиной спрятал лицо в волосах Лейлы.

— Нет! Мое терпение иссякло! Я хочу, чтобы ты была рядом все оставшиеся дни моей жизни. Я вернулся, чтобы мы соединились. И так будет. Даже если Ездра не желает этого брака, все равно мы станем мужем и женой. Достаточно, чтобы меня признал твой дядя Мардохей!

Лейла дрожа расцепила руки.

— Антиной…

Но Антиной больше не слушал ее. Он снова прижал ее к своему обнаженному телу, не замечая подступающей ночной прохлады.

— И если мы не сможем стать мужем и женой, — продолжал он, — мы навсегда останемся любовниками. Если для этого нужно будет покинуть Сузы, что ж мы покинем Сузы, и я верну свою кирасу и перевязь командира колесничих. Мы уедем в Лидию, в Сарды. Там чудесное море, и я стану греческим героем…

Лейла сжала его лицо в ладонях и крепко поцеловала в губы, чтобы заставить замолчать. Прижавшись еще теснее, она прошептала, и шепот ее вплелся в их обжигающее дыхание:

— У меня не будет другого супруга, кроме тебя, возлюбленный мой. Дай мне немного времени убедить Ездру и сделать так, чтобы наше счастье не стало его болью.

Молодой раб натянул поводья. Мулы, пофыркивая, затрясли удилами, и упряжка остановилась в тени мушмулы.

Лейла спустилась на землю и, сделав знак рукой, призвала на помощь Аксатрию.

Служанка схватила огромную корзину, стоявшую между сиденьями; к корзине были приделаны кожаные ремешки, чтобы ее было удобнее носить на плече. Нахмурив брови, она запротестовала:

— Слишком тяжелая! Тебе не пристало носить такой груз.

— Справлюсь. Не беспокойся, — ответила Лейла, пристраивая корзину на боку.

— Как же мне не беспокоиться! Я беспокоюсь, и мне стыдно. Твоя туника превратится в тряпку, пока ты доберешься до дома Ездры! Боже мой, на кого ты похожа!

Аксатрия попыталась разгладить ткань, смявшуюся под ремешками, заодно перестегнула на свой лад брошь в форме полумесяца, которой крепилась на волосах Лейлы полупрозрачная шаль.

— Твоя прическа не продержится, пока ты доберешься до брата, уж поверь мне. А он так любит, чтоб ты была красивой! А твоя тетя? Что она подумает, увидев, что ты нагружена, словно мул, пока твоя служанка отсиживает себе ягодицы на сиденье в повозке…

Лейла улыбнулась.

— Ездра примет свою сестру и в помятом платье, а я ничего не скажу тете Саре. Обещаю.

Аксатрию такой ответ не позабавил и не успокоил.

Лейла отошла от повозки, слегка подергивая за ремешки, чтобы удостовериться в устойчивости груза. Ее нога задела за выступающий край одной из плит, которыми была вымощена прямая как стрела дорога, пересекающая последние сады Суз. Под весом ноши ее качнуло, и не успела она восстановить равновесие, как Аксатрия вцепилась в корзину.

— Видишь! Она слишком тяжелая. Давай помогу. Вдвоем нести будет куда легче.

— Оставь!

Не желая уступать, Аксатрия попыталась вырвать лямки из ее рук. Лейла оттолкнула ее так сердито, что Аксатрия пошатнулась, едва не опрокинув их обеих на землю.

— Аксатрия! Отстань от меня!

— С какой стати я должна позволить тебе творить такие глупости?

Смуглое от природы и загара лицо Аксатрии побагровело. Она была совсем некрасива. Коренастая, со слишком тяжелыми грудями и уже широкими бедрами, хотя еще ни разу не рожала. У нее было плоское лицо уроженки Загроса: короткий нос, высокие скулы, жесткие курчавые волосы. Однако живость ее взгляда, четкая форма губ, столь же подвижных, сколь и чувственных, ее сочные и насмешливые словечки придавали ей своеобразное очарование. Но сейчас глаза ее превратились в два пышущих гневом уголька, а губы сложились в гримасу сварливой матроны, отчитывающей непослушного ребенка.

Стараясь успокоиться, Лейла проговорила:

— Аксатрия, мы же договорились, что я пойду одна. И не о чем тут спорить.

— Ты договаривалась сама с собой! — желчно заметила Аксатрия. — Просто это твой каприз, и ты сама все выдумала.

— Это не каприз, ты прекрасно знаешь.

Они замолчали, меряя друг друга взглядом. Лейла первой отвела глаза. Поглаживая морду мула, молодой раб прислушивался к ссоре.

— Ну чем я вам помешаю? — жалобно затянула Аксатрия. — Почему я не могу повидать его, Лейла! Ты же отлично знаешь… ведь знаешь…

Гнев и отчаяние помешали Аксатрии закончить фразу. Да это было и не нужно. Она права: Лейла «отлично знала».

Смутившись при виде слез, заблестевших в глазах служанки, Лейла сказала резче, чем собиралась:

— Не будем спорить. Жди меня здесь. Я не надолго.

Аксатрия гордо отступила, сутулясь и не опуская пылающих глаз.

— Хорошо, хозяйка. Коли ты так решила и я для тебя всего лишь какая-то служанка!

Она повернулась всем телом, приподняла край туники, забираясь на повозку. Молодой раб предусмотрительно отвел взгляд.

Лейла заколебалась. К чему протестовать? Только одно слово могло успокоить Аксатрию, а этого слова она не произнесет.

Она уходила с тяжелым сердцем. Так начиналась эта встреча, и без того совсем не простая. За спиной она услышала, как Аксатрия сухо отчитывала раба:

— Чем развешивать уши, мой мальчик, развернул бы лучше повозку!

Лейла не прошла и шестидесяти локтей, как мощеная мостовая превратилась в неровную грунтовую дорогу, уводившую в лабиринт нижнего города. Заросли опунций и акаций, несколько пустырей и пруды с тьмой лягушек — вот и все, что отделяло богатство от бедности.

Лейла шла вперед, устремив глаза в землю; плечо уже ломило от ремней корзины. Слова Аксатрии звучали у нее в голове. Она еще никогда не видела ее такой.

Крепкая, умная, проворная, Аксатрия поступила в услужение к Лейле в тот день, когда дядя Мардохей взял к себе Лейлу и Ездру после смерти их родителей. Ей было двадцать лет. Неутомимо энергичная, чуть старше своих молодых хозяев, она уже через несколько дней влюбилась в Ездру.

Он был тогда прекрасен пылкой красотой юности. Его обаяние поразило Аксатрию, как молния сжигает сухую землю. Лейла совсем не удивилась. Для нее Ездра тоже был самым красивым на свете. Таким же красивым, как Антиной, которого юные персиянки пожирали глазами. Но уже тогда Ездра отличался большими знаниями и утонченной душой.