Марек Альтер - История Лейлы, сестры Ездры

Лейле понравилось, что Аксатрия поддалась чарам Ездры. Это и забавляло ее, и вызывало чувство гордости. Она не испытывала ни опасений, ни ревности. Разве любовь, связывающая брата и сестру, не была вечной?

Аксатрии хватило мудрости никогда не проявлять своих чувств пылкостью слов или жестов. Как ни велика была ее страсть, выражалась она только в безупречности ее службы, в идеальном состоянии белья, которое она стирала Ездре, в блюдах, которые она для него готовила. И все это с таким смирением и сдержанностью, что Ездра и не подозревал о ее любви до того дня, пока тетя Сара добродушно не поддразнила Аксатрию.

Акеатрию, которая довольствовалась словами благодарности Ездры, его редкими случайными знаками внимания и собирала их как чудесные и вполне достаточные дары.

Между тем их любовь к Ездре, любовь сестры и любовь служанки, равно целомудренная и безграничная, сблизила Лейлу и Аксатрию.

А потом наступил тот ужасный день, когда Ездра покинул дом дяди Мардохея, чтобы поселиться в нижнем городе.

Дядя и тетя пытались ему помешать, но не добились от него ни единого слова, хоть как-то объясняющего его уход. И тогда Аксатрия встала перед ним с залитым слезами лицом.

— Почему? Почему ты покидаешь этот дом?

Ездра хотел оттолкнуть ее, но Аксатрия, не стыдясь, упала перед ним на колени и преградила ему путь, словно ком плоти и рыданий. Ездре пришлось ей ответить:

— Я ухожу туда, где сыны Израилевы не забывают горечи изгнания. Я ухожу учить то, чего мы не должны были никогда забывать! Я ухожу учить то, чему мой отец Серайя, его отец Азария, его отец Хелкия и все их отцы на протяжении двенадцати поколений учились у их предка Аарона, брата Моисея.

Как Аксатрия, дочь Персии, родившаяся в горах Загроса, могла понять его?

От изумления она онемела. Она вроде бы уступила, выпустив руки Ездры, но, как только он сделал первый шаг, она вцепилась в его тунику и в первый и единственный раз, забыв о собственной гордости, взмолилась:

— Ездра! Возьми меня с собой. Я буду твоей служанкой, куда бы ты ни пошел!

— Там, куда я иду, мне не понадобится служанка.

— Но почему? Ты сам не понимаешь, что говоришь! Кто позаботится о тебе, кто приготовит пищу, постирает белье, будет держать в чистоте твою комнату?..

Тогда Ездра оттолкнул ее с суровостью, не оставлявшей никаких надежд.

— Замолчи! Я покидаю этот дом, чтобы стать ближе к Предвечному, а не к служанке!

Все последующие дни Аксатрия, снедаемая горем и стыдом, не могла сдержать слез.

Она была не единственной. Слезы и стенания наполнили дом Мардохея и Сары. Впервые Лейла увидела своего дядю сраженным до такой степени, что он не способен был ни работать, ни есть. Тетя Сара закрыла свою мастерскую на шесть полных дней, как при трауре. Слезы Аксатрии незаметно слились с общим горем. Она занималась своими обязанностями, словно душа ее уже отдалилась от этого мира. С утра до вечера она с изумленным вздохом бормотала: «Почему? Почему?».

Так продолжалось до того момента, пока Лейла не объявила ей:

— Я знаю, где Ездра нашел приют. Приготовься, мы отнесем ему еду и белье.

Так было в первый раз.

Не прошло и одной луны, как они снова наполнили корзину и одолжили одну из повозок дяди Мардохея, который сделал вид, что ничего не заметил.

Одно время года сменялось другим. Шли дожди, снег, снова наступала жара, но ничто: ни усталость, ни болезнь — не могли помешать Лейле и Аксатрии отправиться в нижний город.

Едва занимался рассвет, Аксатрия наполняла корзину, которая отныне служила только для этой цели. Она набивала ее всем, что корзина могла вместить: кувшинами молока, хлебами и сырами, мешками миндаля, ячменя и фиг. В этот раз корзина была так наполнена, что весила больше дохлого осла, и Лейле приходилось напрягать мускулы, чтобы удержать ее.

Но сегодня она хотела встретиться с Ездрой наедине.

То, что она собиралась ему сообщить, было слишком трудным и деликатным, чтобы позволить Аксатрии суетиться вокруг них.

На полпути к нижнему городу крики отвлекли Лейлу от ее мыслей.

Словно вынырнув из-под земли, стайка детей выпорхнула из-за первых лачуг. Малышей двадцать. Только мальчики, разного роста, от четырех до одиннадцати-двенадцати лет. Простой кусок ткани, обернутый вокруг бедер, служил им одеждой; они босиком мчались по твердой земле, усеянной камнями, и вопили во все горло.

Два старика, тащивших в направлении Суз подвешенные на палку чаны с битумом, поспешно отступили на обочину.

Поднимая пыль, как стадо козлят, дети окружили Лейлу и внезапно застыли. Тут же смолк и гомон. С веселыми улыбками на лицах они выстроились в два идеально ровных ряда, младшие вцепились в лохмотья старших.

— Да пребудут с тобой могучий Ахура-Мазда и Бог небесный, Лейла! — воскликнули они хором.

— Да благословит вас Предвечный! — отвечала Лейла со всей серьезностью.

Глаза детей, удивленных отсутствием Аксатрии, перебегали с корзины на повозку, видневшуюся на дороге в город. Лейла улыбнулась.

— Сегодня Аксатрия ждет вас в повозке. Она привезла вам медовые лепешки.

Едва она произнесла эти слова, как дети метнулись в сторону, словно стайка воробьев.

Лейла поправила корзину на плече. Оба старика, стоявшие на обочине, поправили свои чаны битума, не забыв отвесить уважительный поклон. Она ответила на их приветствие и ускорила шаг.

— Лейла!

Она услышала оклик и торопливые шаги.

— Согдиам!

— Дай я понесу твою корзину!

Мальчик лет тринадцати-четырнадцати, Согдиам был статен и достаточно силен, чтобы казаться года на два-три старше. Ему не исполнилось и года, когда в один ненастный день сложенная из гнилых кирпичей стена, рухнув, жестоко искалечила его. Кости ног срослись кое-как, оставив ему бесформенные отростки, и только его воля заставила их служить. Теперь, несмотря на нелепое покачивание, он мог бегать и выдерживать долгие переходы, не выказывая своих мучений.

Тонкие и нежные черты лица заставляли забыть о его увечье. В глазах его светился ум. Ездра, едва перебравшись в нижний город, быстро приметил его среди маленьких сирот, бегавших по улицам, и в скором времени обрел в лице Согдиама преданного и умного слугу.

Лейла кивнула на кусок медовой лепешки, которую Согдиам сжимал в руке.

— Сначала доешь.

— Неважно. Я могу делать и то, и другое! — заверил ее Согдиам с воинственным выражением лица.

Лейла передала ему корзину, с наслаждением освободив плечо, в то время как мальчик, напрягая молодые мускулы, пытался вскинуть груз и пристроить ремни на собственном боку.

— Кажется, сегодня Аксатрия перестаралась, набив ее доверху…

— Справлюсь, — упрямо проворчал Согдиам.