Ананд Неелакантан - Бросок костей

Посмотрев на умиротворенное лицо гуру, Карна вздохнул. Ему очень хотелось спать. Подготовка, состязание, пиршество — все это лишило его последних сил. Радостное возбуждение от победы начало покидать Карну, уступая месту страху за свой обман, длившийся восемь лет. Теперь, когда он так прославился, увеличилась вероятность раскрытия его истинного происхождения. Карна подумал, что пришла пора покидать Музарис, да и весь юг в целом. Он не представлял, как отреагирует Парашурама, узнав всю правду о нем.

На деревьях зачирикали первые утренние птицы. Карна искренне желал скорейшего пробуждения учителя. Его раздирало неодолимое желание сразу выпалить гуру всю правду. Сколько можно обманывать человека, относящегося к нему как к сыну. Кроме родителей, никто его так не любил.

«Что произойдет, когда гуру узнает правду?» — думал Карна.

Конечно, он разгневается, но наверняка вскоре успокоится. Так утешал себя сын суты.

«В конце концов, Парашурама любит меня, как человека, а не как брахмана. Изменит ли мое происхождение его отношение ко мне? Тем более, я собираюсь уйти. Нельзя оставлять учителя обманутым!»

Пребывая в смятении разума, Карна не заметил, как в складках его дхоти запуталась оса. Почувствовав легкое щекотание, он продолжил свои раздумья. Когда-же Карна понял, что это оса, он попытался схватить ее и был моментально укушен. Острая боль пронзила бедро, заставив Карну стиснуть зубы. Жжение от укуса распространялось по телу, становясь невыносимым. Низкий стон готов был сорваться с губ Карны, но он зажал ладонью рот и прикусил палец. Потом пришлось прикусывать язык — так было больно! Мышцы ноги непроизвольно дернусь, Карна изо всех старался остаться неподвижным. Он не смел нарушить сон наставника.

Карна смотрел на медленно встающее из-за далеких голубых гор солнце и молил о даровании ему силы. Всей своей силой воли и решимостью он не давал телу пошевелиться. Но остановить слезы оказалось ему неподвластным.

Видимо горячая слеза капнула на лицо Парашурамы. Гуру проснулся. Он сел и приложил руку ко лбу ученика, проверить, не жар ли у того.

— Что с тобой случилось, сын мой?

Карна пошарил рукой в дхоти, достал из складок осу и раздавил ее пальцами. Глазами полными слез он посмотрел на учителя. Где-то в глубине души он чаял надежду, что гуру высоко оценит его жертву, но был крайне потрясен, увидев выражение лица Парашурамы.

— Кто же ты такой? — в голосе учителя сквозила угроза.

В этот момент Карне стало ясно, его же ложь ударила его в лицо.

— Я…, я…, - заикался юноша, не смея вымолвить слова правды.

Тяжесть обмана душила его горло.

— Ты не брахман! Я уверен в этом. Такой боли не выдержит ни одни брахман. Ты, должно быть, кшатрий…, негодяй…, негодяй! Ты обманул меня! Ты наврал насчет своей варны! И украл мои знания! Твоя варна — это мои заклятые враги! Шестьдесят четыре раза моя семья воевала с кшатриями, а теперь какой-то кшатрий обманом получил мои знания!

Голос Парашурамы был подобен раскатам грома в грозу.

Карна упал ниц перед учителем.

— О свами, о гуру! Прости меня, прости! Я не кшатрий, — плакал юноша, хватаясь за ноги Парашурамы.

— Лжец! Ты — не кшатрий? Да кто еще, по-твоему, способен терпеть так долго адскую боль, даже не пошевелившись? Брахман? Хочешь, чтобы я поверил в это? Считаешь меня глупцом? Я проклинаю тебя! — Парашурама оттолкнул тянущиеся к нему руки Карны.

Не смея встать с коленей, Карна умолял:

— О свами! Отец мой! Поверь, я не кшатрий, не проклинай меня!

— Мерзавец! Пытаешься обмануть меня в очередной раз? Я проклинаю тебя — однажды, в тот момент, когда мои знания понадобятся тебе как никогда, ты ничего не сможешь вспомнить из них! Знание, полученное путем обмана, никогда не принесет пользы. Уходи с глаз моих!

— О свами…, я не кшатрий. Я уйду. Но знай, я считал себя твоим сыном. Не проклинай меня, учитель!

— Он говорит правду! Перед тобой не кшатрий!

Парашурама и Карна удивленно обернулись. Царь Чера, его сын Утхаяна и какой-то брахман стояли неподалеку и наблюдали за ними. На губах царевича играла насмешливая улыбка.

Сын возницы зажмурился от отчаяния. Он узнал брахмана. Служитель храма в Хастинапуре, пытавшийся помешать Крипе обучать его священным писаниям. Карна ясно увидел свое ближайшее будущее. Смерть. Он находился в самом сердце южных царств, где правила высшая варна, где людей убивали из-за веры. Он одурачил гордых правителей асуров, завоевав титул Дхармавиры. Сута стал Дхармавирой! Да вся Бхарата будет смеяться над южными царями и Парашурамой!

— Кто же он, если не кшатрий? — упрямо спросил гуру.

Царь Чера самодовольно усмехнулся и жестом руки велел посланнику из Хастинапура говорить. Брахман вышел вперед и поклонился.

— О, мой господин! Я служитель храма в столице Куру, и я знаю этого молодого человека. Меня и послали сюда сообщить тебе, что твой ученик — Васушена Карна, сын Адиратхи и Радхи из Хастинапура.

Брахман сделал паузу для пущего эффекта. Карна опустил от стыда голову, зная, какие слова будут произнесены далее.

Лицо Парашурамы вспыхнуло от негодования.

— И его варна…

— Он сута, мой господин! Его отец — простой колесничий, — брахман увидел нетерпеливый кивок царя Черы. — О свами, он — шудра!

Парашурама какое-то время молчал и не двигался. Внезапно, глаза его закатились, и он упал на землю. Все бросились на помощь гуру.

«На меня объявят охоту. Будут гоняться, как за бешеной собакой!» — уверенно подумал Карна.

Здесь, в Музарисе, сейчас полным-полно воинов. Можно, конечно, героически пасть в бою, но Карна еще молод, да и слова Крипы о здравом смысле не стерлись из памяти.

Карна побежал, спасая свою жизнь.

Никто не заметил убегающего суту. Упавший Парашурама притянул к себе внимание всех присутствующих. Первым спохватился царевич Утхаяна, но Карна к этому времени уже достиг порта. Сын царя кричал на стражников, пугая их карами, если они не вернут беглеца живым или мертвым.

Топот и крики бегущих из дворца воинов заставили Карну поторопиться. Какой-то корабль в гавани разворачивал парус, готовясь к отплытию. Матросы уже убрали сходни. Разбежавшись, Карна совершил прыжок через расширяющуюся щель между причалом и судном. Ему удалось схватиться за ограждения по борту и вскарабкаться на палубу.

— Эй, парень! Ну и кто ты такой? — раздался чей-то голос.

На носу корабля стоял человек совершенно варварской наружности, с бледной, как у мертвеца, кожей и развевающимися грязными русыми волосами.

«Млеччха», — предположил Карна.

Человек говорил на ломаном южном наречии, но Карне показался знакомым его акцент. Так говорят яваны, живущие очень далеко, на берегах моря где-то на западе. Наклонившись к Карне, незнакомец проговорил: