Ананд Неелакантан - Бросок костей

— Ба! Да это же вчерашний победитель! Дхама…., как там дальше?

— Господин! Куда направляется твой корабль? — ответил ему Карна на хорошем яванском.

— Ты говоришь на ионийском? Это моя родина! Но ты не из наших краев, нет. Кожа уж очень тёмная. Я капитан этого корабля, и мы везем перец и прочие пряности, — он отмахнулся от сбежавшихся на шум своих людей.

На берег, в это время, стекались воины Музариса. Царевич Утхаяна расставлял лучников. Устойчивый ветер позволял кораблю стремительно набирать скорость. Карна недоумевал, отчего их не пытаются догнать на лодках. Он знал, в порту есть длинные змееподобные ладьи, очень быстрые, ведь ими управляли по сотне гребцов. Для них было бы детской игрой догнать в гавани тяжелое торговое судно.

Молодой царевич также подумал о погоне на ладьях, но его остановил давний запрет на плаванье по морю, введенный кем-то из Парашурам. Покидая сушу, человек утрачивает свою варну. Ради поимки шудры никому не хотелось становиться неприкасаемым. Единственный человек, который мог бы разрешить воинам-асурам выйти в море, лежал сейчас без сознания. От безысходности, царевич Утхаяна велел лучникам стрелять по удаляющемуся чужестранному кораблю. Карна облегченно выдохнул, увидев, что стрелы уже не могут долететь до цели.

— Проклятье! Что происходит? Почему в нас стреляют? Им нужен ты? — кричал капитан.

Карна протянул капитану одну из золотых цепей, подаренных ему накануне.

— Господин, я их Хастинапура. И там, и здесь я считаюсь низкорожденным. Будь добр, дай мне доплыть до Двараки или до Прабхасы. Оттуда я легко доберусь до дома. Пожалуйста, помоги мне, жизни моей угрожает большая опасность.

Капитан в замешательстве глядел на Карну. Вчера он был героем этого города, его носили на руках, а сегодня готовы убить. Подумав, иониец сказал:

— Я, пожалуй, могу высадить тебя в Двараке. Мы остановимся там, забрать груз хлопка. Ты только расскажи, чем ты прогневал местных людей? Вчера ты был просто великолепен и стал их героем. А сегодня посылают в тебя стрелы.

— Я шудра, низкорожденный. По их законам мне нельзя обучаться воинскому искусству. Вот они и хотят убить меня за то, что я дерзнул учиться!

— Что? Учиться, значит совершать преступление? И в этой стране нас называют варварами?

— Послушай, парень! Я сделаю тебе предложение. Поезжай со мной, в мою страну. Покажешь там половину того, что продемонстрировал вчера, и будущее твое обеспечено! Ты же великий лучник! Ты удостоишься такой чести! Тебя даже могут поставить главой какого-нибудь города! А здесь тебя хотят убить. Право слово, плыви со мной!

Карна оглянулся на очаровательно красивый берег, посмотрел на людей, жаждущих его крови. Ослепленные яростью, находящиеся в плену предрассудков, им хочется отнять его жизнь лишь за то, что он желал получить знания, за то, что он проявил талант и усердие, за то, что победил в их собственной игре, и еще за то, что его рождение, якобы, не очень высокое.

«Это моя земля, моя Бхарата. Но как она обходится с бедным сыном возницы, осмелившимся мечтать!» — с горечью думал Карна, а глаза его наполнялись слезами.

Он только что избежал расправы непримиримых южан, но что ждет его дома? Слухи о его обмане вскоре будут известны Хастинапуре, и вся столица станет потешаться над сутой, возмечтавшем стать кшатрием. Какая польза человеку от знаний и умений, если он родился в недостаточно чистой, высокой семье? Сомнительно, сможет ли он зарабатывать на жизнь возницей. Будущее выглядело чересчур мрачно.

«Моя родная страна считает меня изгоем. Все могущественные цари юга желают моей смерти. А иностранец, считающийся здесь неотесанным варваром, сулит мне такую славную будущность…».

Увидев слезы в глазах Карны, капитан осторожно коснулся его плеча.

— Эй, парень! С тобой все в порядке?

Карна посмотрел на открытое лицо ионийца.

— Спасибо тебе за твое предложение! Но это моя родина, моя земля, здесь поклоняются моим богам. На каждого безумца, стоящего там не берегу, приходятся сотни тысяч добрых, честных людей. Твое предложение очень заманчиво, а моя страна обошлась с миллионами таких как я несправедливо. Но, ни за что в мире я не променяю мою Бхарату на другую землю. Среди множества узко мыслящих царей найдется все-таки один, ценящий в людях прежде всего человеческие качества, а не чистоту их происхождения! Нет, так я умру, как умерли многие, раздавленные жестокостью сложившегося жизненного уклада. Но какой бы ни было цена, Бхарату я не покину! Моя судьба здесь!

Устыдившись текущих по щекам слез, Карна отвернулся и подставил свое красивое лицо лучам солнца. Капитан-иониец покачал головой, дивясь, как в такой отсталой стране могут появляться люди, подобные его неожиданному гостю.

Корабль, выйдя из гавани, взял курс на новый сияющий город, город надежды, созданный болью и мечтами Баларамы. На Двараку.

Выжив после падения в бурную реку, Экалавья почти два месяца залечивал раны. Пленение и счастливый побег из лагеря нагов приучили его не забираться глубоко в чащу леса. Он часто взбирался на дерево возле поляны, на которой наставник Дрона обучал царевичей премудростям воинского мастерства. Как только гуру заканчивал урок и уводил учеников, Экалавья спускался и повторял все, увиденное за день. Воинские навыки его постоянно улучшались, это сказывалось и на успехах в охоте. Голод для его тети и ее сыновей стал чем-то давно забытым.

Этим вечером на ужин был олень и, пока он жарился на огне под усыпанным звездами небом, Экалавья делился с семьей впечатлениями. Его двоюродные братья подрастали, и он потихоньку передавал им некоторые свои знания и умения. Они не раз вспоминали об исчезнувшем мальчике Джаре и задавались вопросом, куда мог подеваться этот болван. Экалавья даже подумывал найти Джару и вернуть его в семью. Они все еще пребывали в бедности, но прокормить еще один рот вполне могли. Плотно набитый олениной живот побуждал к доброте и щедрости.

Благодаря невиданной целеустремленности, нищадец добился такой ловкости в стрельбе из лука, что готов был померяться силами с лучшими стрелками царства. Он потерял покой, услышав о предстоящем состязании царевичей. Вот бы принять в нем участие! Выйти против Арждуны и явить миру свое мастерство! Победив же Арджуну, Экалавья так поразит Дрону, что тот пожалеет о былом отказе. Нишадец видел в своих грезах обнимающего его наставника.

На небольшой поляне, где привык заниматься, Экалавья из палок и глины сваял статую Дроны. День его начинался с поклона изваянию, затем целую прахару нишадец упражнялся, повторяя вчерашние уроки Дроны. Затем он спешил к своему наблюдательному дереву, постигать новые знания. Дрону Экалавья уже почитал не только своим наставником, но и отцом, которого никогда не видел. То, как тогда гуру отнесся к нему, вспоминалось с горечью, но преклонение перед его мудростью и искусством перевешивало любые обиды. Особую зависть вызывал у Экалавьи Арджуна, на которого, казалось, была направлена вся любовь гуру. Да, Дрона осыпал милостями среднего Пандава. Единственным человеком, о ком гуру проявлял заботу, был его сын Ашваттхама. Но из двоих юношей любимцем Дроны был, конечно, Арджуна. Экалавья давно заметил, Ашваттхаме не хватает самоуверенности и высокомерия Арджуны, а отец еще и всячески унижал сына и ставил ему в пример своего ненаглядного Пандава. Ашваттхама больше всего на свете жаждал похвалы от своего отца, но Дрона проявлял в его случае невероятную скупость.