Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

Судя по тому, как быстро согласились с этим пунктом Жданов и остальные, было ясно, что они делают это формально. На самом же деле они, конечно, приложат все усилия, чтобы послать подмогу Керенскому. И это стало ясно из следующего контрпредложения Жданова:

— Теперь об этом вашем арестантском «полке»... Оп должен быть немедленно разоружен.

— Ну вот, опять мы возвращаемся к вопросам, которые делают соглашение невозможным, — недовольно поморщился Ландер. — Ведь вы уже предлагали разоружить полк и вернуть солдат в тюрьму и получили категорический отказ, — к чему же продолжать толочь воду в ступе?

Жданов с апломбом возразил:

— Мы же идем на уступку, сняв предложение о возвращении арестованных в тюрьму!

Комендант города Кривошеин, в чьем непосредственном подчинении был полк, сказал с нажимом:

— Отобрать оружие у политзаключенных, вышедших на свободу и получивших его, можно, только убив каждого из них — убив в жестоком бою! А мы ведь, кажется, собрались для того, чтобы избежать такого боя, не так ли?

Наступило минутное молчание. Потом Штерн предложил очередную «резиновую» формулировку:

— Давайте запишем так: «Комитет спасения» признает амнистию политических заключенных, произведенную Минским Советом, но находит необходимым разоружить их»... Погодите, слушайте дальше! — замахал он руками, видя, что Мясников гневно привстал. — А устно мы договоримся, что это разоружение произойдет, когда между договаривающимися сторонами установится атмосфера взаимного доверия и честного сотрудничества...

«То есть никогда!» — подумал Мясников, снова сев на место. Потом, переглянувшись с товарищами, он кивнул в знак согласия.

— Теперь следующий пункт, — сказал Жданов. — «Комитету спасения революции» принадлежит вся власть в районе Западного фронта...

— Вот как?! — воскликнул Алибегов. — Это же перечеркивает второй пункт, где говорится, что «комитет» признает, что вопрос о власти решается не здесь, в Минске, и не на Западном фронте, а в столице!

Снова начались споры и пререкания, и опять Штерн предложил смягчить безоговорочность Жданова вводом «разъяснений». В результате пункт был сформулирован в следующем виде:

««Комитету спасения революции» временно принадлежит вся власть в районе Западного фронта до окончательного сконструирования власти в центре и на местах. «Комитет» составляется из представителей общественных организаций и политических партий города Минска и окрестностей — по два от каждого».

— Кого делегирует в Комитет ваша партия? — тут же осведомился Штерн.

— Севзапком нашей партии не может делегировать своих представителей в эту организацию! — резко ответил Мясников.

— Почему? — удивился Штерн.

— Потому, что она, прикрываясь фальшивым названием «комитета спасения революции», на самом деле преследует цель погубить подлинно народную революцию, совершившуюся в Петрограде! Участвуя в таком деле, областной комитет РСДРП покрыл бы себя позором в глазах революционных масс!

— Что ж, вольному воля, — сказал на это Жданов. — Не хотите — не надо. «Комитет» обойдется и без вас.

Мясников посмотрел на него, уловил в его глазах с трудом сдерживаемую радость и вдруг понял, какую сейчас допустил ошибку. Да, погорячился! Они ведь этого и хотят, чтобы их «комитет спасения» свободно и бесконтрольно творил свои гнусные дела против революции... Но как быть, как быть? Нельзя же в самом деле своим участием в этой грязной затее вносить путаницу в сознание масс, создавать у них представление, что этот «комитет» действительно «спасает революцию»!

И тут раздался спокойный, ровный голос Ландера:

— Товарищ Мясников совершенно прав: Северо-Западный комитет большевиков представляет именно ту партию, против которой и восстали все остальные партии, поэтому он не может войти в «комитет спасения». А вот Минский Совет — организация беспартийная, в него входят представители всех партий, профсоюзов и так далее. Поэтому Совет может делегировать в «комитет спасения» двух представителей, чтобы проследить за точным выполнением заключенного соглашения.

«Вот он, выход! — с ликованием подумал Мясников. — Молодец Карл Иванович! Вот это голова!»

— И конечно, эти представители будут большевики? — багровея, спросил Жданов.

— Это пока неизвестно. Но кто бы ни был, они будут представлять, повторяю, беспартийную организацию, выбранную массами и при участии всех партий в нашем городе, в том числе и вашей, товарищ Жданов, — любезно пояснил Ландер.

— Наши партии ушли из Совета! — гневно закричал Жданов. Теперь в его глазах была ненависть, ибо он понимал, что большевики этим ходом получают возможность одновременно и участвовать в работе «комитета спасения», и открыто заявлять всюду и везде, что это контрреволюционная организация, в которой их партия не участвует.

— Что же, вольному воля, — тоном самого Жданова ответил уже успокоившийся Мясников. — Их никто к этому не принуждал. И ушедшие фракции могут вернуться в Совет, если они этого захотят.

На это Жданову возразить было нечего. Поэтому Ландер обернулся к Штерну:

— Итак, пишите следующий пункт: «Минский Совет делегирует в «комитет спасения революции» двух представителей до тех пор, пока «комитет» будет строго придерживаться взятого на себя обязательства о непосылке войск в столицы на подавление восстания».

Теперь уже Жданову и остальным скрепя сердце пришлось согласиться с этим пунктом.

После этого обе стороны договорились, что Минский Совет сдает под охрану 2-й кавалерийской дивизии также и оружейные мастерские, после чего с улиц и площадей убираются пулеметы и орудия, войска отводятся в казармы, а в городе в целях соблюдения порядка устанавливается патрулирование с участием сил и «комитета спасения», и Минского Совета.

Еще утром 27 октября, когда стало известно о подходе кавдивизии к Минску, в оружейные мастерские прибыла рота полка имени Минского Совета.

Командиром роты был сумрачный бородач Николай Курятников, минчанин, который еще в 1915 году был курсантом учебной команды в Дорогобуже и одним из тех, кого Мясников привлекал в свой тайный кружок. Выпущенный унтер-офицером, Курятников в шестнадцатом году участвовал в боях на Брест-Литовском направлении. После Февральской революции он был избран делегатом на Первый фронтовой съезд, где среди делегатов нашел своего бывшего командира и наставника.

Съезд решил: члены нового Фронтового комитета должны остаться в Минске, получая денежное и прочее довольствие от хозяйственного управления штаба фронта.

Вот тогда Мясников и обратился к Курятникову е просьбой помочь найти комнату, где он может жить.

— Комнату? — Курятников почесал бороду, прикидывая что-то в уме, потом сказал: — У меня есть сосед, еврей, Портной по фамилии, — видать, оттого, что и дид его, и батька, и сам он — портные. Ха-арошие люди и занимают целых три комнаты. Правда, народу у них вполне... Но, может, уговорю я их освободить для вас одну хоть самую малюсенькую комнату...