Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

Эти слова были встречены громом аплодисментов и криками «ура!». Захаркин, подождав, пока уляжется шум, продолжал:

— Товарищи! От имени гренадерских полков разрешите приветствовать корпусной съезд и поздравить вас с первой победой советских войск, одержанной ими на Срубовских высотах!

Снова раздались аплодисменты и крики «ура!». Захаркину пришлось довольно долго ждать, пока зал успокоится, после чего он закончил свою речь словами:

— Товарищи, тут кое-кто пытался ложью и клеветой на революционную армию сорвать наш съезд. Но напрасно они стараются. Солдаты революции твердо стоят на своих позициях, защищая и Родину, и революцию, так что вы можете спокойно продолжать ваш съезд!

Да, это был удар, который разнес на куски не только надежды, связанные с сохранением эсеро-меньшевистского исполкома в Гренадерском корпусе. Вместе с ним рушились и все, решительно все планы «комитета спасения» по поводу изменения хода событий на Западном фронте.

А на съезде, как и следовало ожидать, сразу же начались выборы нового исполкома, и туда попали главным образом большевики и сочувствующие им беспартийные. Председателем исполкома был избран рядовой солдат 5-го Московского гренадерского полка Евгений Конобеев. Из одних лишь большевиков были избраны и делегаты армейского съезда, который должен был открыться на следующий день в Несвиже.

Под конец съезда Евгений Конобеев зачитал составленную им резолюцию с требованием, обращенным к старым исполкомам Второй армии и Западного фронта, а также к минскому «комитету спасения революции», немедленно признать Советскую власть в Петрограде и в Минске. Когда текст резолюции был единогласно утвержден, Щукин предложил, чтобы его повез в Минск и предъявил «комитету спасения» тот же Захаркин.

— И второе важное дело, — продолжал Щукин. — Гренадеры понесли большие потери, говорят, с поля боя вынесли больше тысячи раненых. Нужно немедленно организовать их перевозку в Минск, ибо здесь лечение их обеспечить невозможно. Надо выделить дельных и энергичных людей, которые сумеют организовать быструю эвакуацию раненых.

Тут же поднялся с места председатель комитета Карсского полка Марьин.

— А это поручите мне, — сказал он. — В армейском санитарном поезде у меня есть друзья, они помогут все организовать быстро и хороню.

— Ну тогда давайте, товарищи, действуйте быстрее.

«Ах ты дубина стоеросовая, хвастун несчастный!» — ругал себя Пролыгин. Ругал еще со вчерашнего дня, когда некоторое время спустя после отъезда делегатов «комитета спасения» вдруг понял, какую упустил возможность быстро и безопасно добраться до Минска. Для этого ему надо было сейчас же пристроиться в хвост их поезду и дальше, не отрываясь, вместе с ними ворваться в Минск. Тогда никто не стал бы минировать или разбирать путь, пускать навстречу ему порожняк. А он увлекся спором с этими фендриками, гордо бросил им: «Убирайтесь туда, откуда приехали!» — и дал им возможность спокойно вернуться в Минск. А сам, боясь, что они осуществят свои угрозы, тащился с бронепоездом со скоростью черепахи, останавливаясь у каждой подозрительной кучки земли и насыпи или тревожно вглядываясь вперед: не мчится ли на них пущенный навстречу поезд?

Вот почему, вместо того чтобы прибыть в Минск уже 30-го, он добрался до Фаниполя — последней перед Минском станции — лишь 31-го, да и то когда короткий день уже переходил в сумерки. Досадуя на себя за эту задержку, Пролыгин хотел продолжить путь, но Яша, внимательно оглядев его, вдруг спросил:

— Скажи-ка, браток, когда ты спал в последний раз?

Пролыгин мутными глазами посмотрел на него и, потерев пальцами виски, с трудом начал припоминать: кажется, в последний раз спал 27 октября — четвертые сутки на ногах...

— А к чему ты это? — спросил он Яшу.

— То-то я вижу — сидишь тут и клюешь носом, того и гляди свалишься в топку... — И Яша решительно заявил: — Никуда дальше не поедем! Будешь спать, понял?

— Да ты что, очумел? — возмутился Пролыгин, округляя покрасневшие глаза. — Забыл, что там нас ждут?

— Ждут... А кто ждет, только наши?.. Нет, брат, нас там ждут и враги тоже! Ждут с пушками и пулеметами. И вот подойдем мы среди ночи к Минску, ввяжемся в бой, а где наши, где чужие, куда стрелять — не знаем... Это знает только наш командир, а он едва на ногах держится, и в голове у него от бессонницы одна муть... — Яша придвинулся к нему и сказал с расстановкой: — Пойми, товарищ, мы на сурьезное дело идем и нам нужно, чтобы у тебя голова там была ясная!

Пролыгин задумался. В том, что говорил председатель комитета бронепоезда, был большой резон. Подойти к Минску среди ночи, не имея представления о положении дел в городе, о расположении сил сторон, действительно было рискованно. Как бы не получилось так, что бронепоезд, совершив успешный поход, в самый последний момент будет выведен из строя из-за незнания обстановки... Нет, этого допустить нельзя, не для того его направили в Минск!

И тут Яша положил конец его колебаниям, решительно заявив:

— Если сейчас же не лягишь спать — созову комитет и проведу решение: дальше ни на шаг, пока командир не проспится!

— Ладно, — сдался Пролыгин, — буду спать... Только ты, пожалуйста, расставь вокруг поезда охрану, и чтоб у орудий и пулеметов всю ночь была вахта!

— В этом не сомневайся. Сам буду всю ночь на ногах, пока ты не встанешь, — заверил его Яша. — Давай, давай, иди!

Пролыгин прошел в первый бронированный вагон и не успел лечь на койку, как сразу же словно провалился в бездонный темный колодец...

Нет, комиссару Жданову не пришлось и в этот день передать по телефону столь желанный, заветный сигнал «Свершилось!».

До самого полудня он сидел в узле связи штаба, ожидая сообщения от комиссара Второй армии Гродского. Но тот молчал. Несколько раз к нему заглядывал генерал Вальтер, вопрошающе смотрел на Жданова и, не получив ответа, так же молча удалялся.

Наконец часам к двум Жданов не выдержал и приказал телеграфисту вызвать к прямому проводу Гродского.

«Почему молчите? — запросил Жданов. — Как дела на вашем участке фронта?» Он не хотел при телеграфисте уточнять, какой именно участок его интересует. Но комиссар армии отлично понимал его, ибо после короткой паузы ответил:

«Утром 9.00 противник внезапно начал наступление участке Срубовских высот применением газов тчк Однако однако гренадеры героически контратакуют тчк Исход сражения неясен тчк Съезд Фалясине продолжает работу Гродский».

Жданов снова и снова перечитывал ленту, пытаясь понять смысл сообщения. Если первая фраза комиссара армии была ясна и логична, то все остальное казалось просто нелепицей. Его так и подмывало тут же задать этому дураку на том конце провода вопросы: «То есть как это — контратакуют? Кто же командует гренадерами? Как может быть «неясен исход сражения», начавшегося пять часов назад атакой немцев с применением газов?» Не спятил ли с ума комиссар Второй армии?