Микаел Шатирян - Генерал, рожденный революцией [Повесть об Александре Мясникове (Мясникяне)]

Наконец он обратил внимание на то, что слово «однако» повторено дважды. И тогда у него мелькнула догадка, что это не просто ошибка телеграфиста. Нет, слово повторено с умыслом, чтобы намекнуть ему, что у Срубовских высот происходит нечто из ряда вон выходящее. Но что именно?

К сожалению, он не мог даже шифрованной телеграммой запросить подробности и разъяснения. Поэтому, делая вид, что полученное известие о нападении противника является для него полнейшей неожиданностью, он продиктовал телеграфисту:

«Беспокоимся положении Гренадерского корпуса тчк Сообщите ходе сражения Жданов».

Потом он передал текст депеши Гродекого в ставку, генерал-квартирмейстеру Дитерихсу, но уже без повторного «однако», и, взяв с собой ленту, ушел к генералу Балуеву, так как теперь уже полагалось поставить в известность и главкома, и начальника штаба о таком важном факте, как наступление противника на один из русских корпусов.

С этой минуты, к величайшей досаде Жданова, следить за ходом сражения у Срубовских высот должны были сам командующий, начальник штаба и квартирмейстер. Жданов, чтобы не выдать своих мыслей и чувств, вернулся к себе в кабинет и нервно курил, шагая из угла в угол...

Только к вечеру позвонил генерал Вальтер и попросил зайти к нему. Жданов, еще надеясь на что-то, почти бегом поспешил к нему и в дверях кабинета начальника штаба встретил полковника Липского. Худое и чуть удлиненное лицо квартирмейстера сияло от радости.

— Ну, господин комиссар, поздравляю! — возбужденно воскликнул он. — Гренадеры дали жару немцам!.. Давно такого не было на нашем фронте!

Жданов, чуть не оттолкнув его, вбежал в кабинет Вальтера, уставился в его лицо. Тот молча протянул ему уже наклеенную на бланк депешу. Она гласила:

«Ура! Гренадерский корпус после многочасового сражения наголову разбил противника отстоял свои позиции тчк Корпусной съезд Фалясине полностью переизбрал исполком тчк Делегаты выехали Несвиж участия открывающемся завтра армейском съезде тчк Гродский».

Жданов минуту стоял, опустив голову, и не знал, что сказать и что делать. Между тем Вальтер, почему-то ехидно поглядывая поверх пенсне, протянул ему вторую депешу:

— Не угодно ли прочесть и это?

Телеграмма, переданная со станции Фаниполь, сообщала:

«Бронепоезд Второй армии прибыл станцию Фаниполь 19.35 стоит под усиленной охраной третьем пути намерения неизвестны»

— Что же будем делать, а? — растерянно спросил Жданов.

Вальтер сухо ответил:

— Я уже позвонил в кавдивизию и легион, чтобы людей уложили спать. — И прибавил уже чуть мягче: — Это самое разумное, что мы можем сделать в создавшихся условиях...

Проснувшись под утро 1 ноября, Пролыгин подумал, что, пожалуй, Яша был прав, возражая против немедленного продолжения похода на Минск. Он, хотя и не совсем ясно, понимал, что там установилось некое равновесие сил, в результате чего ни одна сторона не решается первой открыть боевые действия. Прибытие же бронепоезда, конечно, означало бы нарушение этого равновесия и могло вынудить «комитет спасения» открыть военные действия. И тогда отсутствие связи с Минским военревкомом и невозможность быстро разобраться в обстановке могли привести к тому, что бронепоезд, вместо того чтобы облегчить положение минчан, даже ухудшил бы его.

Вот почему, прежде чем тронуться в путь, Пролыгин пошел на станцию, чтобы разузнать обстановку и попытаться каким-либо образом связаться с Минском ВРК.

Между тем, как ни правильны были в целом рассуждения Пролыгина, но дела обстояли как раз так, что, явись бронепоезд в Минск прошлой ночью, никто не посмел бы сделать и выстрела по нему, а теперь, утром 1 ноября, настроение резко изменилось.

Всю ночь Жданов прошагал из угла в угол в своем кабинете, каждую минуту ожидая услышать гром пушек и стрекот пулеметов со стороны станции. Но бронепоезд почему-то продолжал оставаться в Фаниполе, и, поскольку пистолет все еще не был приставлен к его виску, мысли этого упрямца постепенно начали принимать иной оборот. Гренадерский корпус не разгромлен? Да, но он понес страшные потери и все еще не двинулся сюда... Бронепоезд в Фаниполе? Но ведь можно еще попытаться сделать так, чтобы он не дошел сюда... До сих пор все их усилия были направлены на то, чтобы нанести основной удар большевикам там, на передовой линии фронта... Но ведь гидру надежнее поразить, отрубив ей голову! Надо вывести из строя бронепоезд на последнем перегоне к Минску.

Под утро он уже весь был поглощен этой мыслью. Глаза снова горели, узкие губы были плотно сжаты. Вызвав чуть свет к себе Колотухина и поручика Завадского, знающего взрывное дело, и изложив им суть дела, он заявил:

— Наш последний шанс спасти положение — это во что бы то ни стало остановить бронепоезд на пути из Фаниполя в Минск. Надо пустить против него порожний состав и устроить крушение. А если это не удастся — взорвать путь и пустить бронепоезд под откос... Я беру на себя организацию крушения, а вам поручаю произвести взрыв. Едем на станцию, чтобы уточнить, где должны быть совершены обе акции!

С тех пор как Соловьев прибыл на станцию, он вместе с комиссаром красногвардейцев-железнодорожников Четырбоком пристально наблюдал за событиями на линии Брест — Минск. И как ни тщательно скрывала администрация станции все, что связано было с бронепоездом, им удавалось следить за всеми перипетиями продвижения бронепоезда и сообщать об этом военревкому.

Первого ноября утром Четырбок сообщил Соловьеву о том, что на станцию неожиданно прибыли комиссар фронта Жданов, председатель «комитета спасения» меньшевик Колотухин и адъютант главкофронта эсер Завадский, что у них весьма озабоченные лица и что сейчас они заперлись у начальника станции и о чем-то совещаются. Внезапное появление этих трех ярых врагов большевистского военревкома, конечно, встревожило Соловьева, и он дал указание: всем большевикам на станции следить, что делается вокруг, и докладывать о каждом подозрительном факте.

И вот вскоре пришло первое сообщение: начальник станции и Жданов по телеграфу запрашивали Фашшоль, не вышел ли оттуда бронепоезд, и, узнав, что он еще там, приказали немедленно сообщить, как только он отправится в Минск.

Несколько позже Жданов и начальник станции вызвали к себе одного из машинистов, меньшевика Васина, целых полчаса о чем-то беседовали, Васин ушел явно озабоченный.

Наконец, часам к одиннадцати в штаб красногвардейского отряда, где сидели Соловьев и Четырбок, позвонил старший стрелочник поста у паровозного депо большевик Девочко и сообщил, что сейчас мимо них проехал на пересечение вспомогательный поезд и остановился на третьем пути шестого парка.