Кристина Макморрис - Проданы в понедельник [litres]

А в этом Эллис еще не удостоверился. Но один взгляд в окно мог его сразу же успокоить. И разговаривать с Альфредом тогда не придется, тайне будет положен конец.

Этой мысли оказалось достаточно, чтобы придать Эллису ускорения.

Как только женщина, выгуливавшая собаку, исчезла за углом и улица опустела, он мягкой поступью поднялся по ступенькам. И украдкой заглянул за тюлевые занавески.

В гостиной на большом персидском ковре, рядом с напольной моделью радиоприемника сидела девочка. Одета она была в матросское платьице, на ногах – черные туфельки «Мэри Джейн», в аккуратно подстриженных волосах – красный бантик. Никакого спутанного конского хвоста, никакого неряшливого комбинезона.

Но это была Руби. Чистенькая, опрятная и сияющая, как новый пенни.

На антикварном двухместном диванчике сидела стройная женщина в модном повседневном платье приталенного силуэта. На своих коленях она держала открытую книгу. Губы женщины изгибались в удовлетворении, которое ей явно доставляло не радио, а наблюдение за девочкой. На заднем плане виднелся белый камин. Завершающим элементом декора гостиной служили эффектные лампы Тиффани [1]. Вся сцена просто просилась на обложку субботнего выпуска «Ивнинг Пост».

Из-за окна донесся тихий смех. Это хихикал мальчик.

Келвин!

Облегчение волной накрыло Эллиса. Настроение стало приподниматься. И тут за его спиной послышался легкий скрип.

Эллис обернулся. На пороге стоял Альфред Миллстоун; в руке – маленький конверт, на лице – явный испуг.

– Добрый вечер, мистер Миллстоун. – Даже вздрогнув от неожиданности, Эллис успел подумать: а почему бы ему не сказать правду? Ведь перед ним стоял человек, в действительности освободивший Джеральдину от тяжкого бремени. Банкиру следовало узнать, что она умерла, и увериться, что он сделал доброе дело (если он, конечно, в этом сомневался).

– Сэр, я – Эллис Рид из «Геральд Трибьюн», – протянул он ему руку в приветствии.

– Репортер? – Лицо Миллстоуна заметно посуровело; он не пошевелился, чтобы пожать Эллису руку. – Что вам нужно? – Банкир мгновенно бы сдружился с его отцом на почве «великой любви» к журналистам.

А чего, собственно, ожидал Эллис? После всего, что случилось с банковскими вкладами после обвала рынка и люди потеряли свои сбережения, репортеры выставляли банки и их руководство отнюдь не в лучшем свете. И не один Альфред держал на них обиду.

– Отвечайте, или я вызову полицию. – Высокий лоб Миллстоуна слегка побагровел, побудив активизироваться интуиции Эллиса.

Репортерская чуйка попыталась его убедить удовольствоваться тем, что он узнал, и ни во что больше не вмешиваться. Разве он уже однажды не вторгся в чужую жизнь? Ему надо просто извиниться и уйти!

– Сэр… я работаю над одной статьей. Для газеты. Биографический очерк…

Глаза Альфреда за стеклами очков сузились:

– О ком?

– О… о вас, мистер Миллстоун.

«Йо-хо-хо!» выкрикнул радиоприемник, и в следующий миг тишину на крыльце взорвали ружейные выстрелы и цокот лошадиных копыт.

«Нужно быстрей ему все объяснить! Не ровен час он и вправду вызовет полицию и для меня все закончится так же».

– Вы, безусловно, в курсе, что после «черного вторника» доверие к банковскому сообществу немного… поколебалось. И рассказ о таком достойном человеке, как вы, мог бы помочь исправить ситуацию, восстановить отношения с вашими клиентами.

Альфред явно не собирался соглашаться. И очень хорошо. Все, что нужно было Эллису – это ретироваться без всяких проблем.

– Если вы против, мы не будем настаивать.

– Когда?

«Вот черт!» – моргнул Эллис.

– Надеюсь, вы сможете уделить мне время в ближайшее время? – Эллис подобрался, силясь выразить глазами благодарность: – Например, завтра?

Лицо Миллстоуна немного смягчилось.

– Хорошо. В два часа, – сказал он и, подняв для пущей убедительности указательный палец, подчеркнул: – В банке.

– Да, конечно. Благодарю вас.

Альфред шмыгнул носом и пожелал ему спокойной ночи. А затем, словно вдруг вспомнив, зачем же он вышел на улицу, бросил конверт в корзину с пустыми бутылками из-под молока и захлопнул за собой дверь.

Эллис тихо выдохнул. «Хорошо сработал, идиот!» – пробормотал он себе.

И, разворачиваясь, покосился на окно. Но гостиной с детишками уже не увидел. Кто-то наглухо задернул шторы.

Порог своей квартиры Эллис переступил под надрывно трезвонивший телефон. Он поспешил запереть дверь (чего ему не приходилось делать в доме своего детства, вдалеке от больших городов) и схватил трубку с аппарата на тумбочке.

Не успел он вымолвить «Алло?», как в ней послышался женский голос:

– Эллис? Слава богу, вы дома!

«Что за срочность?» – удивился Эллис и переспросил:

– Лили? Что такое?

– Я вам звонила-звонила, сначала на работу, потом домой, но вы не отвечали.

– Что случилось? У вас все в порядке?

– Она приехала, чтобы повидаться с вами… в «Экземайнер». Я едва ее догнала. Вам многое нужно узнать, но она хочет рассказать это вам сама.

– Лили, подождите. Кто она ?

Теперь Лили удивилась его вопросу. Вздохнув в трубку, она произнесла:

– Джеральдина Диллард.

Одного беглого взгляда оказалось бы недостаточно, чтобы ее узнать. Ведь та единственная фотография, которую Лили видела в газете, была зернистой и нечеткой. А половина лица и вовсе прикрыта рукой.

Уже потом Лили озадачилась: что же навеяло ей озарение? Предчувствие? Внутренняя чуйка, интуиция? Нет, скорее всего – простое принятие желаемого за действительное. Ведь она всю неделю, сама того не сознавая, искала лицо Джеральдины в толпе проходивших людей. Лили слишком увлеклась ее делом, чтобы принять результаты их поисков и смириться с напрашивавшимися выводами.

А эти выводы оказались неверными! По крайней мере, те, что полагались на сообщение директора санатория. И убедительным тому доказательством стало появление Джеральдины в «Экземайнере», спровоцированное поисками Лили от имени Эллиса. Но Эллис уехал в Нью-Йорк. И Лили, страстно желая помочь этой женщине, предложила ей поговорить конфиденциально.

А затем, в полумраке фотолаборатории (вот уж ирония!) Лили выслушала рассказ Джеральдины и согласилась: Эллису тоже необходимо было его услышать – прямо из ее уст.

Джеральдина удалилась ждать в близлежащую закусочную. А Лили, разрываясь между своими рабочими делами, стала дозваниваться до Эллиса. Во время четвертой попытки возле ее стола нарисовался Клейтон, вернувшийся с обеда – их обеда, и Лили чуть не бросило в дрожь от смятения. Она совершенно позабыла об этом!

По-видимому, ужас отразился на ее лице. Потому что извинение еще не даже оформилось на ее губах, а Клейтон уже наклонился к ней и улыбнулся.