Инга Самойлова - На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре-2 [СИ]

После полудня Алексей выбрался на прогулку. Пешая прогулка и свежий морозный воздух благотворно повлияли на его состояние. Почувствовал он себя на много лучше. Когда же Глебов решил вернуться домой, перед ним остановилась карета, и первой мыслью Алексея было предположение, что явился Малышев. Но тут же понял свою ошибку, когда дверца открылась, и выглянул Витте.

— Добрый вечер, Алексей Петрович!

— Добрый вечер.

— Составите мне компанию?

Алексей пожал плечами:

— Пожалуй.

Он забрался в карету и сел напротив Витте.

— Слышал, Его Величество пожаловал вам титул.

Витте усмехнулся:

— Так и есть, господин Глебов. Но злые языки не преминули приписать приставку к титулу. «Граф Полусахалинский». Думаю, еще долго мне в вину будут ставить потерю Южного Сахалина. Бездари и сплетники! Еще, был награжден орденом Александра Невского и на средства казны мне прикупили виллу в Биаррице. А вы разве не в курсе последних новостей?

— Каких?

Витте удивленно воззрился на Алексея:

— Вы Манифест читали?

— Манифест? Простите, Сергей Юльевич, я действительно не знаю, о чем вы. Последние дни, как-то выпали из моей жизни.

Витте улыбнулся, протянул ему газету:

— Тогда прочтите.

Глебов развернул газету. В ней цитировалось содержание основных статей Высочайшего Манифеста об усовершенствовании государственного порядка [89] Прим. автора: Манифест об усовершенствовании государственного порядка (Октябрьский манифест) — законодательный акт Верховной власти Российской империи, обнародованный 17 (30) октября 1905 г. Был разработан С. Ю. Витте по поручению Николая II в связи с непрекращающейся «смутою». В октябре в Москве началась забастовка, которая охватила всю страну и переросла во Всероссийскую октябрьскую политическую стачку. 12–18 октября в различных отраслях промышленности бастовало свыше 2 млн. человек. Эта всеобщая забастовка и, прежде всего, забастовка железнодорожников, вынудили императора пойти на уступки. . Алексей бегло прочел:

«Выражая свою скорбь по поводу «смут и волнений», охвативших государство, государь признает необходимым «Объединить деятельность высшего правительства», на обязанность которого он возлагает «выполнение непреклонной нашей воли: даровать населению незыблемые основы гражданской свободы на началах неприкосновенности личности, свободы, совести, слова, собраний и союзов; не останавливая предназначенных выборов в Государственную Думу, привлечь теперь же к участию в Думе… те классы населения, которые ныне совсем лишены избирательных прав, предоставив засим развитие общего избирательного права вновь установленному законодательному порядку; и установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог воспринять силу без одобрения Государственной Думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий поставленных от нас властей».

— И как вам мой манифест? Я принимал непосредственное участие в его составлении и продвижении.

— Демократично, — единственное, что нашелся сказать Алексей. Россия вступила на путь зрелого парламентаризма. Однако он предполагал, что Манифест вызовет растерянность власти на местах и не внесет скорого успокоения в массы. Если умеренно-либеральные круги примут созданное манифестом положение как исполнение их желаний, то левые круги, социал-демократы и эсеры, не будут удовлетворены и продолжат борьбу. С другой стороны, и правые круги не примут содержащиеся в Манифесте уступки революции.

— А еще меня назначили председателем Совета министров, то есть первым русским премьер-министром с предоставлением широких полномочий.

— А вы этого хотели? — осторожно поинтересовался Алексей.

— Этого ли я хотел? Я хотел и хочу служить Отечеству! Манифест устанавливает политические права для подданных России: неприкосновенность личности, свободы совести, слова, собраний и союзов. К выборам в парламент станут привлекаться слои населения, ранее лишенные избирательных прав. Государственная дума поменяет свое значение и приобретет черты развитого парламента. Закон не будет иметь силу без одобрения Государственной думы. Вот чего я хотел, и это все содержится в Манифесте 17 октября.

Глебов предпочел молчать. К чему какие-либо комментарии. Витте любит говорить и любит себя слушать. Как многие из политиков.

Тем временем Витте продолжил:

— Прием, сделанный мне в Америке, сделался известным в Петербурге и многим мешает хорошо спать. Знаете, что внушили Государю? Государю внушили, что я хочу быть президентом. Президентом всероссийской республики. Бред! А мы ведь с вами понимаем, что должность председателя Совета министров «расстрельная» и для карьеры безнадежная. Террористы отстреливают чиновников как дичь. У нас в России все, что ни делается, хотя, может быть, и хорошее, принимается или озлобленно, или критически, или равнодушно.

Алексей пожал плечами:

— Согласен.

Витте внимательно на него посмотрел:

— Вам нездоровится?

Глебов устало усмехнулся:

— Да, так и есть.

— Тогда, простите, Бога ради. Я не хотел вам досаждать. Позвольте, я отвезу вас домой.

Алексей признательно улыбнулся:

— Да, покорнейше благодарю.

— К чему такая забота обо мне?

Малышев посмотрел на него:

— Везде ищешь подвох?

— Только не надо говорить о проснувшемся альтруизме [90] Альтруизм — нравственный принцип бескорыстного служения людям; готовность жертвовать своими интересами ради них. ! Малышев помолчал. Затем с усмешкой покачал головой:

— Да нет! Скорее полнейшее безумие было с моей стороны тащить тебя на себе до вокзала, а затем еще и за компанию пьянствовать с тобой всю дорогу до Петербурга. За двенадцать часов, Глебов, я узнал о тебе, больше, чем за все время знакомства.

— Вот только не надо лезть в душу! — огрызнулся Алексей, обрывками припоминая их загул в поезде. Дни пьянства выпали из головы, а вот предательство жены ни на секунду забыть не удалось! — Малышев, тебя никто не просил везти меня в Петербург. Я вообще не собирался сюда возвращаться. Вы мне все уже осточертели!

Малышев хмыкнул. Вздохнул:

— Вообще-то я по делу. Тебя еще интересуют сведения о Катарине Хмельницкой?

Глебов удручено провел рукой по волосам. В последнее время он занимался только своими делами и про поиск Катарины и ее сына и не вспоминал. В жизни бывают сложности, но слово держать всегда надо. А он обещал позаботиться о семье Кости Абрамовича, который жизни своей не пожалел ради друга.

Алексей посмотрел на Малышева:

— Бесспорно, интересуют.

Малышев протянул Глебову листок бумаги: