Николай Баранов - Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ]

— Вот, пытаю татарина, что за штуку такую серебряную он половецкому десятнику показал. Видел, того сразу из седла вынесло. Кланяться начал.

Осалук как раз закончил переводить вопрос князя. Татарин, уже успевший повесить серебряную пластинку на шею, снова вынул ее из-за пазухи, показал и сказал только одно слово:

— Пайцза!

Роман хмыкнул недоуменно.

— И чего? Что за пайцза? Толком он может объяснить?

Осалук снова заговорил с послом. На этот раз Онгул разразился целой речью, то и дело самодовольно улыбаясь и тыкая себя большим пальцем в грудь. Туда, где висела, опять спрятанная пайцза. Осалук внимательно выслушал и перевел:

— Такие пластинки монголы дают самым доверенным и заслуженным своим людям. Для исполнения разных поручений. Любой монгол, или их подданный, которому покажут такую вот пайцзу, должен сделать все для ее владельца. В противном случае ему грозит смерть. Пластинки бывают из дерева, кости, меди, бронзы, серебра и золота. Чем важнее человек, тем дороже материал, из которого делают пайцзу. Важнее серебряной, как у Онгула, только золотая.

— Вон чего… — протянул князь Роман. — Хорошая штука эта пайцза. Полезная.

Позади нарастал топот копыт. Это оставшиеся дожидаться результатов переговоров, гридни и татары с Федором и Олегом во главе, догоняли их. Вскоре князь с княжичем поравнялись, с едущими не спеша, Онгулом, Романом и Ратьшей. Князь Роман снова заговорил с татарским послом. Потом обратился к Федору:

— Ну, что, племяш, татарин говорит, что дальше поедут только посольские с обозом. Кстати, не сильно телеги отстали?

— Нет, — отозвался княжич. — Вон они. Едут потихоньку. Половину своих людей там оставил для охраны.

— Тогда — ладно, — кивнул Роман. — Ратьша, Олег, давайте прощаться. Татар злить не будем. Возвращайтесь. Осалук, — это уже толмачу, — скажи татарину, что б подождал чуток.

Половец перевел. Онгул кивнул и придержал коня.

— Ну, прощай, племяш, — обратился князь Роман к Олегу Красному. — Кто знает, доведется ли еще свидеться. Сам знаешь, в самое логово зверя едем. Прости, если что не так меж нами было.

Олег, искренний, как всегда, расчувствовался. Даже слезы на глазах заблестели.

— Прощай, дядя, — порывисто вздохнув, сказал он. — Не было, вроде, меж нами разлада. И ты меня прости, коль чем когда обидел.

Князья обнялись, похлопали друг друга ладонями по спинам. Разъяли объятия. Роман Коломенский повернулся к Ратиславу.

— Не поминай лихом, боярин. Прощай.

— Прощай, князь, — поклонился Ратьша. — Удачи вам.

С Ратиславом Роман обниматься не стал. Отъехал в сторонку, давая попрощаться с Федором. Княжич, услышав, что пора расставаться, как-то сник, в глазах его проклюнулась плохо скрытая тоска. Олег, увидя это, легонько стукнул его кулаком в пластинчатый доспех на груди, сказал, бодря:

— Не унывай, брат! Делай свое дело! Не бойся ничего! Мы здесь рядышком будем. Вон в этой деревеньке. Верно, Ратьша?

— Верно, — кивнул Ратислав. — И помни, что отец говорил: две недели у татар, не боле. Потом вырывайтесь, хоть как. Мы поможем. Веди себя там осторожно. Слушай советов дяди — он в этом деле поднаторел, сам видишь. Но и доверяй ему с оглядкой.

Последние слова Ратьша сказал совсем тихо, что б Роман, восседавший на бьющем копытом коне неподалеку, не услышал. Княжич кивал и как-то жалобно смотрел, то на Олега, то на Ратьшу. Сердце сжималось от этого взгляда.

— Сбереги себя, Федор, — добавил Ратислав. — Помни, что ждут тебя дома.

Княжич опять кивнул. Опустил голову, с силой потер ладонью лоб, поднял глаза. Теперь это снова был уверенный в себе, готовый положить жизнь за своих близких и за родной город, Федор.

— Прощайте, братья, — чуть хрипловато сказал он. — Не поминайте лихом.

Он порывисто обнял сначала Олега, потом Ратислава, рванув повод, развернул своего жеребца и, ударив его шпорами, поскакал вперед, оставляя слева от себя бледное, почти уже зимнее солнце.

Ратьша со своей полусотней степной стражи остановился в той же брошенной деревне у опушки Черного леса. Полусотня под рукой у него, правда, была только первые два дня. Как только они вернулись в деревеньку, проводив Федора с князем Романом к татарам, Ратислав отправил в воинский стан, раскинувшийся за лесом, гонца с приказом выступить к нему пяти сотням степных стражников в полном вооружении и с заводными конями. Спустя два дня они прибыли. Боярин разместил воев по избам с наказом не бродить по деревне и, вообще, лишний раз из жилья не высовываться. Нельзя было показать истинное число собравшегося здесь войска, чтобы не раздражать татар. Большую часть лошадей спрятали в лесу неподалеку от опушки, благо, до леса было меньше полуверсты. При неожиданном нападении, конечно, не добежать, но Ратьша выставил дальние дозоры, которые должны предупредить заблаговременно о приближающейся опасности. Конечно, дозоры могут и прозевать ночное нападение, но на войне приходится с этим мириться. Если даже и застанет враг врасплох, заперевшись в окруженных частоколом дворах, воины Ратислава дорого продадут свои жизни. А может, даже смогут и отбиться, ежели врагов окажется не слишком много, ведь они не будут знать истинного числа рязанцев, расположившихся здесь.

Олег Красный со своим десятком тоже остался. Ратьша не возражал — веселее ждать. День тянулся за днем. Никаких известий от посольства не имелось. Долгими вечерами в большой избе собирались Ратьша, Олег, Могута и сотники, прибывших сотен. Стол накрывал Первуша. Закончив суетиться, он присаживался у краешка стола, слушал, о чем говорят старшие. Вскакивал и подносил закуски и выпивку, если требовалось, потом опять садился и слушал. Переговорили много о чем. Но больше о предстоящей войне. Все собравшиеся, кроме князя Олега, уже сталкивались с татарами, когда Ратислав решил шугнуть обнаглевших находников. Сходились в том, что, как воины они, конечно, посильнее половцев, но не слишком. В рукопашную, правда, с ними не сходились, но и тут вряд ли они намного тех же половцев превосходят. В общем, воевать с ними можно. Можно и бить. Вот только много их, это — да… Ну, да из-за засек, может, и получится отбиться.

Монголы особо не тревожили. За седьмицу раза три маячили вдалеке их разъезды, но к Рязанским дозорам не приближались, держась на почтительном расстоянии. Так в ожидании прошло десять дней. На одиннадцатый ближе к вечеру дозорный принес весть: с полудня приближается отряд в полсотни воинов. Не татары — русские. Неужто посольство возвращается? Но почему тогда полусотня? Должна быть сотня: полста гридней князя Романа и полста княжича Федора. Ратьша приказал оседлать коней и вскоре он, Олег и Могута мчались навстречу приближающимся всадникам. Проскакали пару верст, прежде чем увидели на гребне увала, движущийся отряд. Когда до него оставалось с версту, от отряда отделились двое верховых.