Якоб Тик - Зигфрид

…Однако птица была уже далеко, а на поверхности воды не виднелось ничего, кроме пучков желтых, выгоревших на солнце водорослей.

Наконец огромная птица присела на отмель отдохнуть.

— Сколько тебе лет? — спросила ее Кримхильда. — Наверное, это твое первое путешествие?

В ответ птица посмотрела на нее. Она казалась уставшей и лишь покачивалась на одном из камней.

— Отдохни хорошенько, птица, — сказала Кримхильда. — А потом лети к берегу и борись, как борется каждый человек, каждая птица или рыба. — Кримхильда посмотрела на птицу и засмеялась. Та слушала ее, печально склонив голову набок. Королевна часто разговаривала с обитателями этого отдаленного мыса и научилась понимать их язык. А они, в свою очередь, казалось, тоже стали постигать премудрость человеческой речи.

— Хочешь, птица, — хлопнула в ладоши Кримхильда, — я спою тебе песню?

Птица в ответ издала какой-то гортанный звук.

— Прелестно! — воскликнула королевна. — Значит, договорились? Сначала я, а потом ты…

И, прищурив глаза, она, не мигая, стала смотреть на солнце. Потом, словно что-то услышав в глубине себя, тихо запела:

Королева уже больше не видела зеленой береговой полосы. Она, не отрываясь глядела на большие радужные пятна в воде, которые играли под лучами солнца.

Тогда заговорила птица:

— В давным-давно минувшие времена была одна такая долгая ночь, что людям казалось, будто они уже никогда не увидят дивного света.

Ночь была черной, как смоль, не было ни звездочки в небе, ни шепота ветерка, ни шелеста дождя, ни единого звука на земле. Не благоухали луга и лесные цветы.

Люди пришли в глубокое уныние и пали духом. Они не могли приготовить себе еды из мяса, ведь в их очагах не плясали языки пламени, и люди довольствовались безвкусной кашей из муки. Тлеющие угольки постепенно гасли, прятались под серым пеплом, и приходилось беречь головешки.

Глазам так опротивела тьма, что люди часами глядели на красные головешки, от которых не сыпались радующие взор искры — человеческие уста не могли раздуть пламя.

В такой кромешной мгле ни один смельчак не отважился бы пуститься в путь по полям, ни один красавец-конь не прошел бы на родное пастбище — ему не сослужили бы службу ни нюх, ни зрение. Даже лиса сбилась бы со своего собственного следа.

А древняя ночь все не уходила… все не уходила… Но во тьме и мертвой тишине время от времени раздавался чей-то резкий, пронзительный голос: то была неугомонная птица теу-теу, которая не спала с тех пор, как в последний раз взошло солнце, и которая все время поджидала его возвращения. Солнце не могло не вернуться, но оно так сильно запаздывало!

Да, только теу-теу пела время от времени, ее кево-керо, такое чистое, доносившееся из самой черной черноты, поддерживало надежду в людях, собравшихся около все еще краснеющих головешек.

Но кроме этой песни ничто не нарушало тишины, все замерло и притаилось.

И в последний солнечный день, когда солнце уже садилось там, где жили древние люди и где восходит звезда зари, хлынул страшный ливень. Это был водяной смерчь, потоп, который продолжался бесконечно, он все лил, лил, лил…

Поля были затоплены. Озера вышли из берегов и разлились. Ручьи змеями заскользили по земле, покрытой муравейниками, по болотам, сливаясь в один поток. И вся эта масса воды потекла от рек к рекам, к плещущим ручьям, по полям. Она затопляла равнины и доходила до вершин холмов. Там было убежище для всякого зверья. От страха все звери сбились в кучу: телята, быки, жеребята и волки, куропатки и лисы — страх заставил их стать друзьями.

На верхушках деревьев нашли себе пристанище скопища муравьев. Змеи обвивали ветки, а в гати из ветвей кустарника поселились крысы и прочая мелкота.

Вода, затопившая все норы, не пощадила и нору огромной змеи, которая спокойно спала, свернувшись в клубок. Тут она проснулась и, извиваясь, выползла наверх. Потом начался падеж животных и змея приохотилась к падали. Но она пожирала только глаза, ничего другого не желая.

А вода убывала, падали становилось все больше и больше, и огромная ненасытная змея наедалась глазами до отвала…

— Господи, как страшно, — прошептала Кримхильда, а птица продолжала дальше:

— В стародавние времена землю залил потоп. Спасся от него только один человек по имени Аре. А спасся он так: когда все уже было затоплено и над водой виднелись только верхушки сосен, Аре подплыл к одной из таких верхушек и уцепился за ветку, но она была сухая и обломилась. Тогда Аре поплыл дальше, держась за ветку, которая служила ему чем-то вроде лодки или челнока. Он подплыл к верхушке другой сосны, ухватился за зеленую ветвь, поднялся по ней и расположился на ветвях. Там он провел много дней, питаясь только шишками.

Однажды на ветку сосны села птица и сказала Аре:

— Земля близко, почему бы тебе не спуститься туда?

— Не могу, я слишком ослаб. Если я слезу с сосны, я погибну.

Тогда птица сказала:

— Я буду искать землю.

Птицы принялись летать, держа в клювах корзинки с землей и разбрасывая землю по воде. И вода начала убывать. Тогда Аре спустился с сосны. Но жил он один-одинешенек среди животных и питался лишь плодами и деревьями.

Однажды птица сказала ему:

— Почему ты не найдешь себе подругу? На озерном заливе есть мостки. Сделай себе плот, а я прикажу уткам отвезти тебя туда, где живут другие люди.

На другой день спозаранку утки взяли плот Аре на буксир и повезли его туда, где жили другие люди.

У берега озера купалось много девушек. Они увидели плот и в испуге бросились на берег. Многие из них были нимфами. Но одна из них поплыла к плоту. Аре подхватил ее на руки, а утки отвезли плот к его жилью. Другие девушки рассказали людям о том, что произошло, и те пустились в погоню за беглецами, но догнать их не смогли.

Аре женился на этой нимфе, и у них родилось много детей.