Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

Восемнадцатого января сотни нагруженных под завязку телег выкатывались из Капенских ворот, чтобы направиться к Неаполю, Формиям, Помпеям, Геркулануму, Капуе. Оба консула и почти все сенаторы уехали из Рима. Они оставили там государственную казну, доверху набитую золотом и деньгами, не говоря уже о неприкосновенных запасах золота, хранящихся в храмах Опы, Юноны Монеты, Геркулеса Оливария и Меркурия, а также о тысячах других сундуков, заполнявших подвалы храмов Юноны Люцины, Ювенты, Венеры Либитины и Венеры Эруцины. Единственным человеком, который стребовал с казны какие-то деньги, был Агенобарб. Он запросил и получил шесть миллионов сестерциев, чтобы заплатить рекрутам, которых намеревался набрать среди пелигнов и марсов. Для государственных капиталов – мизерный, неощутимый урон.

Правда, не все сенаторы подчинились приказу. В числе тех, кто не покинул Рим, были Луций Аврелий Котта, Луций Пизон Цензор и Луций Марций Филипп. Девятнадцатого января, видимо, чтобы поддержать друг друга, они собрались в доме Филиппа.

– Я недавно женился, жена моя только что разродилась, – сказал Пизон, демонстрируя скверные зубы. – Не могу же я вдруг помчаться куда-то, словно сардинский бандит за овцой!

– Ну а я, – сказал Котта, чуть улыбаясь, – остался, поскольку не верю, что моему племяннику надерут зад. Я не знаю случая, когда он поступил бы необдуманно, несмотря на репутацию записного авантюриста.

– А я никуда не двинулся, потому что слишком ленив. Хм! – фыркнул Филипп. – Подумать только, тащиться в Кампанию, когда на носу холода! Виллы пусты, слуг не дозваться, а из еды – одна лишь капуста!

Это всем показалось смешным, и пиршество пошло веселее. Пизон, правда, не рискнул привести свою новую женушку, Котта был вдовец, но Атия, племянница Цезаря и супруга Филиппа, сочла возможным украсить собой мужскую компанию. С ней был и ее тринадцатилетний сын Гай Октавий.

– А что ты обо всем этом думаешь, молодой человек? – спросил Котта, его двоюродный прадед.

Мальчишка, которого он знал хорошо, ибо Атия регулярно его навещала, ему нравился. Не так, конечно, как Цезарь в стародавние дни. Тот был безупречен, а у Гая Октавия несколько оттопырены уши. Может, и к лучшему! Белокурый, с большими глазами. Ясные, серые, они не таили угрозы. Хмурясь, Котта искал точное слово, чтобы описать их выражение, и наконец нашел его. Осторожность. Да, верно. Взгляд мальчика, казалось бы такой искренний, надежно утаивал его мысли. Был скрытным и бесстрастным.

– Я думаю, дядя Котта, что он победит.

– Мы тоже так думаем. Но обоснуй свое мнение.

– Просто он лучший. – Молодой Гай Октавий взял ярко-красное яблоко и вонзил в него ровные белые зубы. – В битвах ему нет равных. Помпей проигрывает в сравнении с ним. Оба – хорошие организаторы, но за Помпеем не числится выдающихся сражений, которые могли бы вдохновить второго Полибия. Он может взять верх над противником, но и Цезарь это может. К тому же дядя одержал ряд блестящих побед.

– Ну, под Герговией он отнюдь не блеснул.

– Да, но его там все-таки не побили.

– Хорошо, – согласился Котта. – Это война. Что еще?

– Цезарь бьет Магна и как политик. Он никогда не берется за безнадежные предприятия и никогда не полагается на людей, которые могут его подвести. И как оратор он лучше, и как юрист, к тому же более прозорлив.

Слушая все это, Луций Пизон ощутил в себе растущую неприязнь. Сопляк не должен поучать старших, как ментор! Кем себя мнит этот красавчик? Он и впрямь слишком красив. Через годок начнет подставлять свою задницу. Это чувствуется. Есть в нем что-то противоестественное.

Двадцать второго января Помпей, консулы и сенаторы достигли Теана Сидицийского на севере Кампании и там остановились, чтобы прийти в себя. Хвост кометы Помпея тут же стал таять. Многие разбежались по своим, уже запертым на зиму виллам, другие нашли иные прибежища, не желая находиться там, где Помпей.

Тит Лабиен уже ждал своего патрона. Помпей приветствовал его как брата, даже обнял и поцеловал.

– Откуда ты? – спросил он.

– Из Плаценции, – сказал Лабиен, откидываясь на спинку кресла.

Катон, три Марцелла, Лентул Крус и Метелл Сципион тревожно переглянулись. Прежний плебейский трибун Лабиен за десять лет своего отсутствия сильно переменился. Теперь это был видавший виды солдат, жесткий, надменный, авторитарный. Некогда черные кудри подернулись серебром, тонкогубый темный рот напоминал свежий шрам, а большой крючковатый нос придавал ему сходство с орлом. В узких черных глазах светились высокомерие и тот интерес, с каким сорванцы глядят на мух, прикидывая, не оторвать ли им крылья.

– Когда ты уехал из Плаценции? – спросил Помпей.

– Через два дня после того, как Цезарь перешел Рубикон.

– Сколько легионов в Плаценции? Они, вероятно, уже спешат к нему на помощь?

Седеющая голова запрокинулась, темные губы раздвинулись, обнажая огромные желтые зубы. Лабиен оглушительно расхохотался:

– О боги, ну вы и глупцы! В Плаценции нет легионов! И никогда не было. С Цезарем только тринадцатый легион, вымуштрованный в Тергесте. А пока проходили учения, Цезарь вообще сидел в Равенне без войск. Он считает, что ему достаточно одного легиона. И, судя по тому, что я вижу, он прав.

– Тогда, – медленно проговорил Помпей, начиная в уме пересматривать свой план перенести войну за пределы Италии, – я могу выступить и запереть его в Пицене. Если только Лентул Крус и Аттий Вар уже не сделали этого. Видишь ли, Цезарь разделил свой тринадцатый. Антоний с пятью когортами пошел к Арретию, а… – он поморщился, – а Курион с тремя когортами изгнал Терма из Игувия. Сейчас с Цезарем лишь две когорты.

– Тогда почему вы здесь? – сурово спросил Лабиен. – Вы должны уже быть на полпути к адриатическому побережью!

Помпей зло покосился на трех Марцеллов.

– Меня убедили, – сказал он с большим достоинством, – что у Цезаря не менее четырех легионов. И хотя до нас дошли сведения, что у него на марше только один легион, мы посчитали, что другие легионы идут за ним следом.

– А мне сдается, – возразил Лабиен, – что ты вообще не хочешь драться с Цезарем, Магн.

– Мне тоже, – тут же добавил Катон.

Неужели ему никогда не избавиться от язвительного критиканства? Разве не он здесь главный? Разве этим невеждам не было сказано, что демократия несовместима с армией? А теперь к их постоянному тявканью присоединился и Тит Лабиен!

Помпей, сидя, выпрямился и выпятил грудь. Кожаная кираса его затрещала.

– Послушайте все вы, – сказал он с похвальной сдержанностью. – Тут командую я! И я буду и впредь поступать так, как сочту нужным. Пока мои разведчики мне не доложат, что и где сейчас делает Цезарь, я буду выжидать. Если ты прав, Лабиен, тогда нет проблем. Мы пойдем в Пицен и покончим с Цезарем. Но самое важное сейчас – уберечь Италию от разрухи. Я поклялся не вести боевых действий на ее территории, если нынешняя война примет размеры прошлой. Страна оправлялась после нее двадцать лет. Я ничего подобного больше не допущу! И буду ждать донесений. А потом приму решение, стоит ли пытаться сковать Цезаря здесь или отойти с армией на Восток. Прихватив с собой, разумеется, правительство Рима.