Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

Цезарь подошел к Брундизию, прежде чем посланная флотилия вернулась, и направил своего легата Каниния Ребила к тестю молодого Гнея Помпея – Скрибонию Либону. Возможно, почтенный Скрибоний Либон не откажется помочь Ребилу увидеться с Магном. Тот раньше вроде бы соглашался на переговоры, а теперь вообще ни на что не соглашается.

– В отсутствие консулов, Ребил, – сказал Помпей, – у меня нет права вести переговоры.

– Прошу прощения, Гней Помпей, – твердо возразил Ребил. – Это не так. Сейчас действует senatus consultum ultimum , а ты – главнокомандующий. У тебя есть право заключать соглашения самостоятельно.

– Я отказываюсь даже думать о примирении с Цезарем! – прервал его Помпей. – Примириться с Цезарем – значит лечь у его ног.

– Ты не ошибаешься, Магн? – спросил Либон после того, как Ребил ушел. – Ребил прав, ты можешь заключать соглашения самостоятельно.

– Я не стану этого делать! – отрезал Помпей, на которого отсутствие сторожевых сенаторских псов повлияло весьма благотворно. – Пошли за Метеллом Сципионом, Гаем Кассием, моим сыном и Вибуллием Руфом.

Когда Либон ушел, Лабиен задумчиво посмотрел на Помпея.

– Ты быстро пришел в себя, Магн, – сказал он.

– Да, это мне свойственно, – процедил сквозь зубы Помпей. – Выкидывала ли Фортуна над Римом худшие шутки, чем консульство Лентула Круса в самый кризисный для Республики год? О Марцелле-младшем я не говорю, он – пустое место.

– Видимо, Гай Клавдий Марцелл-младший вовсе не разделяет взглядов boni и своих родичей, – проворчал Лабиен. – Став консулом, он постоянно болеет.

– Вот-вот. Именно потому он и уперся. Не захотел никуда плыть. Что, собственно, и подвигло меня отправить всех остальных сенаторов с первой партией войск. Услышав о милосердии Цезаря, они потеряли решимость.

– Цезарь не станет никого заносить в проскрипционные списки, – уверенно сказал Лабиен. – Это не в его интересах.

– Я тоже так думаю. Хотя он не прав, Лабиен, он не прав! Если я одержу победу… когда я ее одержу, проскрипционные списки появятся.

– Если я не попаду в них, Магн, тогда валяй.

Вошли те, кого вызвали, приготовились слушать.

– Сципион, – сказал Помпей тестю, – я решил послать тебя в твою провинцию, в Сирию. Выжми из нее все, что сможешь, и набери там двадцать когорт. Сформируешь из них два легиона и доставишь ко мне. В Македонию… или туда, где я буду.

– Да, Магн, – покорно ответил Метелл Сципион.

– Гней, сын мой, ты остаешься со мной, будешь фрахтовать для меня корабли всюду, где получится. Лучшая стратегия против Цезаря – это война на море. На суше он очень опасен. Но если мы возьмем моря под контроль, ему придется несладко. Восток меня знает, а Цезаря – нет. Восток поставит мне корабли. Восток меня любит.

Помпей посмотрел на Кассия, который доставил ему тысячу талантов в монетах и еще тысячу в ювелирных изделиях и золотых слитках:

– Гай Кассий, ты тоже поедешь со мной.

– Да, Гней Помпей, – сказал Кассий, совсем не уверенный, что ему это понравилось.

– Вибуллий, ты отбудешь на запад, – распорядился главнокомандующий. – Найдешь в Испаниях Афрания и Петрея. Варрон уже послан туда, но морской путь короче. Скажи им, чтобы они не вели, я повторяю, чтобы они не вели ко мне легионы. Пусть ждут Цезаря, который наверняка попытается подмять мои провинции под себя, прежде чем двинуться на Восток. Мои парни без труда побьют Цезаря. Это закаленные ветераны, а не тот жалкий сброд, что отправляется со мной в Диррахий.

«Хорошо, – подумал удовлетворенный Лабиен. – Он все же усвоил, что Цезарь пойдет сначала в Испанию. Теперь все, что мне нужно сделать, – это обеспечить переброску Магна с двумя легионами на ту сторону Адриатики. По возможности без потерь».

Так и произошло. Семнадцатого марта флотилия отбыла из Брундизия и добралась до Македонии, потеряв всего два корабля.

Сенат и его предводители вкупе с основными оборонительными войсками Республики оставили Италию Цезарю.

Разведка Цезаря работала весьма эффективно, в отличие от бездействовавшей разведки Помпея. И курьеры его не тратили время на престарелых тетушек, кабаки или шлюх. Когда Помпей со своими двумя легионами покинул Брундизий, Цезарь перестал о нем думать. Сначала – Италия. Потом – Испания. И лишь в последнюю очередь – Помпей с его великим войском защитников Республики.

С Цезарем теперь были тринадцатый, двенадцатый и восьмой – очень сильный – легионы. Плюс еще три легиона, составленные из перешедших на его сторону рекрутов, плюс триста конников, прискакавших к нему из Норика. Они явились приятным сюрпризом. Норик, расположенный севернее Иллирии и добывавший пригодную для изготовления стали руду, римской провинцией не был, хотя его сильно романизированные племена тесно сотрудничали с Италийской Галлией. Добытую руду сплавляли по впадавшим в Адриатику рекам, на которых стояли промышленные городки, основанные еще дедом Брута. Там варили лучшую в мире сталь для клинков, а гарантом спокойствия в тех местах уже многие годы был Цезарь, за что в Норике его очень ценили. Он прекрасно управлял Италийской Галлией и Иллирией и всегда защищал права тех, кто жил по ту сторону реки Пад.

Триста всадников из Норика были приняты с радостью, поскольку триста хороших всадников хватило бы для любой кампании, которую Цезарь ожидал в Италии. И это означало, что ему не надо посылать в Дальнюю Галлию за германской кавалерией.

К тому времени как он пошел назад из Брундизия вверх по полуострову, он многое узнал. Узнал, что Агенобарб и Лентул Спинтер что-то опять против него затевают. И что известие о его милосердной политике, распространяясь по всей Италии быстрее пламени в сухом бору, полностью погасило панику в Риме. И что ни Катон, ни Цицерон не уехали из Италии, и что Гай Марцелл-младший тоже остался, хотя и скрытно. И что консуляр Маний Лепид и его старший сын, также прощенные в Корфинии, охотно займут свои места в римском сенате, если Цезарь им таковое предложит. И что Луций Вулкаций Тулл хотел бы войти в обновленный сенат. И что консулы, убегая из Рима, не прихватили с собой государственную казну.

Но один человек не выходил у него из ума – Цицерон. Хотя Цезарь снова послал ему полное увещеваний письмо, а затем то же самое сделали Бальб и Оппий, старый упрямец упорно стоял на своем. Нет, он ни за что не вернется в Рим! Нет, он не займет свое место в сенате! Нет, он публично не станет расточать похвалы милосердной политике Цезаря, хотя приватно ее одобряет! Нет, ни Аттик, ни Бальб, ни Оппий ему теперь не указ!

И все же, вступив в конце марта в Кампанию, Цезарь совершил хитрый ход, не позволявший упрямцу уклониться от встречи. Он поселился у Филиппа в Формиях. На вилле, соседствующей с виллой Цицерона.