Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

– Как ни странно, но это так.

– Бибул всегда делал больше, чем от него требовалось. И сейчас флотоводцы используют его наработки, Антоний. – Цезарь вздохнул. – Говоря откровенно, мне горько, что его нет. Из моих старых врагов он первым покинул этот мир. Сенат без него будет уже не тот.

– Он будет намного лучше!

– В смысле простоты принятия решений – конечно. В смысле наличия крепкой и уверенной в своей правоте оппозиции – нет. Единственное, чего я опасаюсь, Антоний, – это того, что победа в войне окончательно лишит меня оппонентов.

– Иногда я тебя не понимаю, Цезарь, – проворчал Антоний, поджав губы. – Скажи на милость, зачем тебе нужны оппоненты? Сейчас ты можешь выполнить все, что задумал. Все твои решения идут Риму на пользу. А кто не давал твоим планам осуществиться намного раньше? Все те же самые Бибул и Катон. У них двойные стандарты: одни – для себя, другие – для прочих. Извини, но я думаю, что смерть Бибула весьма полезна для нашего дела. То же я скажу, если вдруг окочурится и твой доброжелатель Катон.

– Ах, Антоний, ты веришь в меня больше, чем я сам. Пойми, автократия очень коварна. Нет человека, который не уверует в собственную непогрешимость, если его будут со всех сторон восхвалять, – сдержанно сказал Цезарь. Он пожал плечами. – Во всяком случае, Бибула уже не вернуть.

– Есть еще сын Помпея со своими египетскими квинквиремами. Он ликвидировал твой опорный пункт Орик и сжег тридцать моих транспортов в Лиссе.

– Ха! – презрительно выдохнул Цезарь. – Все это ерунда. В Брундизий, Антоний, мы поплывем по чистому морю и на кораблях Помпея. Что мне Орик? Я без него обойдусь. А вот Помпею от меня не избавиться. Я буду донимать его всюду, куда бы он ни пошел.

В дни непрерывных майских дождей затеялось странное соревнование. Обе армии рьяно копали. Цезарь старался сжать территорию, контролируемую Помпеем, тот же, напротив, старался расширить ее. Люди Цезаря работали под постоянным градом стрел и камней. У Помпея были другие трудности. Его люди терпеть не могли копать, не понимали, зачем это нужно, и копали только из страха перед Лабиеном, который, казалось, один сознавал, насколько важен этот тяжелый и изнурительный труд. Рабочих рук у него было вдвое больше, и лишь это позволяло ему немного опережать землекопов противника, но не настолько, чтобы сделать прорыв.

Иногда случались стычки, но обычно не в пользу Помпея. Ему мешал страх спровоцировать настоящую битву. Не сразу он понял, что близость к морю хороша не во всем. Ручьи и речушки, питающие водой его армию и животных, стремились, естественно, к побережью, но с территории, занятой Цезарем, а тот все активней пускал их в обход плато.

Самым большим утешением для Помпея было знать, что у Цезаря нет бесперебойного снабжения. Все нужно было доставлять из Западной Греции. Дороги раскисли от дождей, а более легкие прибрежные пути были отрезаны флотом Помпея.

Как-то Лабиен принес Помпею несколько серых вязких и волокнистых брикетов.

– Что это? – спросил удивленно Помпей.

– Это основной паек Цезаря. Вот что ест он и его люди. Корни местных растений. Их крошат, смешивают с молоком и пекут. У них это называется хлебом.

Широко открыв глаза, Помпей взял один брикет и с трудом отломил кусочек серого вещества. Положил его в рот, чуть не подавился и выплюнул:

– Они не едят эту дрянь, Лабиен! Это есть невозможно!

– Для них возможно. Они это едят.

– Убери это, убери! – взвизгнул Помпей, содрогнувшись. – Убери и сожги! И не смей говорить об этом моим людям! Если они узнают, чем готовы питаться люди Цезаря лишь для того, чтобы нас запереть, у них опустятся руки!

– Не беспокойся. Я сожгу это и никому ничего не скажу. Знаешь, откуда у меня этот хлеб? Цезарь прислал его мне с наилучшими пожеланиями. Что бы с ним ни было, он всегда дерзок.

К концу мая ситуация с выпасом мулов и лошадей стала для Помпея критической. Он собрал транспорты и переправил несколько тысяч животных к Диррахию. Этот маленький городок располагался на конце небольшого дугообразного полуострова, который почти касался материка в полумиле от порта и смыкался посредством моста с Эгнатиевой дорогой. Жители Диррахия пришли в отчаяние. Драгоценные пастбища были нужны им самим. Только страх перед Лабиеном заставлял их придержать языки.

Шел июнь, землекопное соревнование продолжалось, а оставшиеся в лагере лошади и мулы Помпея стали худеть, слабеть и болеть, что неизбежно на влажной и слякотной почве. К концу июня начался падеж. Помпей, продолжая копать, не счел возможным возиться с уборкой гниющих и начинающих смердеть туш. Зловоние потекло по лагерю, проникая повсюду.

Первым не выдержал Лентул Крус:

– Помпей, ты ведь не думаешь, что мы способны существовать в этих миазмах!

– Ну да, меня так все время тошнит, – поддержал его Лентул Спинтер, поднося платок к носу.

Помпей мило улыбнулся.

– Тогда я советую вам упаковать свои сундуки и вернуться в Рим, – сказал он.

К сожалению, жалобы не стихали, но беспокоило Помпея не это. Цезарь упорно перегораживал все речушки, лишая его воды.

Когда линии Помпея достигли пятнадцати миль, а линии Цезаря – семнадцати, плато было окружено. Положение Помпея стало отчаянным.

С помощью Лабиена он убедил группу жителей Диррахия пойти к Цезарю с предложением занять город. Весна не принесла хорошей погоды. Люди Цезаря слабели от «хлебной» диеты. Да, подумал Цезарь, овладеть съестными припасами Помпея было бы совсем неплохо.

На восьмой день квинтилия он атаковал Диррахий. Пользуясь этим, Помпей ударил сразу с трех направлений по центральным редутам вражеских фортификаций. Два редута приняли главный удар, их защищали четыре когорты десятого легиона под командованием Луция Минуция Базила и Гая Волькация Тулла. Защитные сооружения были так прочны, что они продержались против пяти легионов Помпея, пока Публий Сулла не привел к ним из главного лагеря помощь. Вступив в бой, Публий Сулла не дал легионам Помпея уйти восвояси. Загнанные на ничейную землю между двумя круговыми валами, они приняли на себя град копий и стрел. К тому времени как Помпей пришел им на выручку, потеряно было две тысячи человек.

Для Цезаря – рядовая и мало что значащая победа, но он был уязвлен тем, что его обманули. Он торжественно провел четыре когорты десятого перед всей армией, лично прикрепив к их штандартам дополнительные награды. А когда ему показали щит Кассия Сцевы, ощетинившийся ста двадцатью стрелами и подобный морскому ежу, Цезарь выдал Сцеве двести тысяч сестерциев и назначил его примипилом.

В Диррахии дела шли хуже. Занять его не удалось. Тогда Цезарь послал достаточно людей, чтобы отрезать город от суши, потом загнал лошадей и мулов Помпея в образовавшийся коридор. Не имея выбора, Диррахий отослал животных Помпею, а потом вынужден был начать поедать его продовольственные запасы.