Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

Твой чудесный старший сын убит. Он тоже сделался добычей хищников. В пустыне не обязательно сжигать или хоронить. Старый царь Митридат привязал Мания Аквиллия к ослу, а потом влил ему в горло расплавленное золото, чтобы насытить его алчность. Может быть, Ород и Артавазд хотели то же самое сделать с тобой? Но ты перехитрил их. Ты умер достойно, прежде чем они смогли над тобой надругаться. Бедный, несчастный центурион Пакциан, вероятно, принял за тебя эту муку. А твои незрячие глаза вперились в хребты гор, теряющихся в ледяной панораме Кавказа».

Цезарь долго сидел, вспоминая, как доволен был Красс, когда великий понтифик приделал к его двери колокольчик, на который ему самому тратиться было жалко. Как, воспользовавшись снегопадом, планомерно и спокойно он возвел стену и отрезал Спартаку путь к отступлению. Как трудно было убедить его обняться на ростре с Помпеем по завершении их первого совместного консульства. С какой легкостью он поручился за Цезаря и тем самым спас его от преследований ростовщиков и вечной ссылки. С каким удовольствием они проводили часы своих встреч. И как отчаянно мечтал Красс о большой военной кампании, чтобы добиться триумфа. Перед глазами все время стояло большое, добродушное, бесстрастное лицо, на которое он смотрел в Луке.

Ничего не осталось. Съеден хищниками. Не сожжен и не похоронен. Цезарь оцепенел. Думал ли кто-нибудь, что так все кончится? Он придвинул к себе лист бумаги, макнул тростниковое перо в чернильницу и написал своему другу Мессале Руфу в Рим с просьбой от его имени купить для теней обезглавленных право переправиться в царство мертвых.

«Я становлюсь специалистом по отрубленным головам», – подумал он, щуря глаза.

К счастью, Луций Корнелий Бальб-старший был с Цезарем, когда пришел ответ от Помпея на его письмо, в котором он предлагал Магну два брака и просил провести закон, разрешающий ему баллотироваться in absentia .

– Я совсем один, – сказал Цезарь Бальбу, но без особой печали. Потом пожал плечами. – Ну что ж, это происходит, когда стареешь.

– Пока ты не уйдешь на покой, наслаждаться плодами своих трудов, – тихо сказал Бальб, – у тебя не будет времени на друзей.

Проницательные глаза заморгали, рот дрогнул, обозначились ямочки.

– Какая ужасная перспектива! Покой – это не для меня.

– А ты не думаешь, что когда-нибудь все будет сделано?

– Кому-кому, а мне дела хватит. Когда наместничество в Галлии и мое вторичное консульство подойдут к концу, я приложу все силы, чтобы отомстить за смерть Марка Красса. Я все еще не могу оправиться от потрясения, а тут еще это.

Он постучал по письму:

– А смерть Публия Клодия?

Глаза перестали моргать, губы сжались.

– Смерть Публия Клодия была неминуема. Он заигрался. Молодой Курион сообщил мне в письме, что Клодий собирался передать власть над Римом кучке неримлян.

Бальб, римский гражданин, но в то же время неримлянин, не повел и бровью:

– Говорят, молодой Курион очень стеснен в деньгах.

– Да? – Цезарь задумался. – А он нам нужен?

– В данный момент – нет. Но все может измениться.

– Что ты скажешь об ответе Помпея?

– А что скажешь ты сам?

– Я не уверен, что не сделал ошибки, пытаясь соблазнить его новым браком. Он стал очень разборчивым в выборе жен. Дочь какого-то Октавия недостаточно хороша для него. Во всяком случае, я прочел это между строк. Наверное, мне надо было сказать прямо, но я вообразил, будто он поймет сам, что, как только младшая Октавия достигнет брачного возраста, я выдерну из-под него первую Октавию и заменю второй. Хотя и первая очень ему подошла бы. Не из Юлиев, но воспитана Юлиями. Это в ней видно, Бальб.

– Сомневаюсь, что аристократичность манер действует на Помпея так же безотказно, как родословная, – чуть улыбаясь, сказал Бальб.

– Интересно, на кого он нацелился.

– Потому-то я и приехал в Равенну, Цезарь. Птичка, севшая мне на плечо, прочирикала, что boni помахивают у него перед носом подолом вдовы Публия Красса.

Цезарь резко выпрямился:

– Cacat!

Через мгновение он успокоился и покачал головой:

– Метелл Сципион не допустит этого, Бальб. Кроме того, я знаю эту гордячку. Она не Юлия. Я сомневаюсь, что она разрешит Помпею даже дотронуться до края ее подола, не говоря уже о том, чтобы его задрать.

– Одна из проблем, связанных с твоим восхождением на римский олимп, несмотря на все попытки boni тебе помешать, состоит в том, что их отчаяние достигло той степени, когда они готовы использовать Помпея точно так же, как используешь его ты. А каким образом они могут склонить его на свою сторону? Естественно, через брак, и такой звездный, что он исполнится благодарности к ним. Отдать ему Корнелию Метеллу – значит буквально пустить его в свои ряды. Помпей посчитает этот брак подтверждением от boni , что он действительно Первый Человек в Риме.

– То есть ты думаешь, что это возможно?

– О да. Корнелия рассудительна. Если она решит, что подобная жертва необходима, то пойдет на заклание столь же охотно, как Ифигения в Авлиде.

– Но не по той же причине.

– И да, и нет. Сомневаюсь, что какой-либо мужчина сумеет ответить запросам Корнелии в большей степени, чем ее отец, а Метелл Сципион несколько смахивает на Агамемнона. Корнелия влюблена в собственную аристократичность настолько, что не поверит, что супружество с каким-то пиценским Помпеем сможет ей повредить.

– Тогда, – решительно сказал Цезарь, – в этом году я за Альпы не двинусь. Мне нужно понаблюдать за Римом. – Он стиснул зубы. – Куда девалась моя удача? Семья, где плодятся девицы, не может дать мне ни одной, когда я в этом нуждаюсь.

– Не удача поддерживает тебя, Цезарь, – твердо сказал Бальб. – Ты выстоишь.

– Я так понимаю, что Цицерон скоро будет в Равенне?

– Очень скоро.

– Прекрасно. Молодой и талантливый Целий не должен растрачиваться на таких, как Милон.

– Которому никогда не стать консулом.

– За ним стоят Катон и Бибул.

После ухода Бальба Цезарь выбросил Рим из головы. Мысли его обратились к Сирии, к потере семи римских орлов, без сомнения теперь украшающих залы дворца в Экбатане, теша спесь его обитателей. Необходимо было их отобрать, а это означало войну с Ородом. И может быть, с Артаваздом. С тех пор как Цезарь прочел письмо Гая Кассия, мысли о Востоке не покидали его. Он разрабатывал стратегию завоевания могущественной империи и победы над двумя сильными армиями. Лукулл в Тигранокерте доказал, что это возможно. А потом проиграл. Вернее сказать, допустил, чтобы Публий Клодий все испортил. По крайней мере, хоть он теперь не помеха. Публий Клодий мертв. Его больше нет. «А в моей армии никогда не будет никаких Клодиев. В ней будут Децим Брут, Гай Требоний, Гай Фабий, Тит Секстий. Все они замечательные ребята. Они знают меня, понимают меня. Они способны и лидировать, и подчиняться. Не то что Тит Лабиен. Я не возьму его в Парфянский поход. Пусть дослужит свой срок в Галлии, но после этого я не стану иметь с ним дел».