Колин Маккалоу - Цезарь, или По воле судьбы

– Похоже, они только что закончили объезд своих линий, – сказал Битургон. – В алом плаще – Цезарь. А кто сидит на единственном хорошем коне?

– Лабиен, – ответил Верцингеториг. – Я так понимаю, что другие отдали своих коней германцам.

– Они довольно долго стоят в том месте, – заметил Дадераг.

– Они смотрят на брешь в своих укреплениях. Но когда прибудет наша армия, как я сообщу ей об этом изъяне? Ведь он виден только отсюда, – сказал Верцингеториг.

Он повернулся:

– Идем. Пора нам поговорить.

Их было четверо: Верцингеториг, его кузен Критогнат, Битургон и Дадераг.

– Провизия, – отрывисто бросил царь. Его собственная худоба придала еще большую значимость поставленной перед сподвижниками проблеме. – Дадераг, сколько у нас осталось еды?

– Зерно закончилось, но у нас еще есть быки и овцы. Будет немного яиц, если не передушили всех кур. Уже четвертый день паек урезан вдвое. При такой экономии пять дней мы продержимся. А после начнем есть обувь.

Битургон так грохнул кулаком по столу, что остальные вскочили.

– Верцингеториг, перестань притворяться! – прогремел он. – Армия должна была прийти к нам на помощь четыре дня назад, и мы все это знаем! Ты чего-то недоговариваешь, хотя, кажется, мог бы и не таиться. Я думаю, ты уже не надеешься на подмогу.

Наступило молчание. Верцингеториг, сидевший во главе стола, положил на столешницу руки и повернул голову к огромному окну за спиной. Ставни были распахнуты, впуская в комнату воздух теплого весеннего дня. Верцингеториг не брился с тех пор, как осознал, что они осаждены в Алезии, и теперь стало ясно, почему его прежде никогда не видели небритым: волосы у него на лице росли редко и были серебристо-белыми. Он снял корону и осторожно отложил ее в сторону.

– Если бы армия выступила из Карнута, она была бы уже здесь. – Он вздохнул. – Надежды нет. Я считаю, что она не придет. Поэтому на первый план выходит вопрос о продовольствии.

– Эдуи! – зло произнес Дадераг. – Эдуи предали нас!

– Ты хочешь сказать, что нам надо сдаться? – прищурился Битургон.

– Я не сдамся. Но если кто-то из вас захочет разоружиться и вывести своих людей за ворота, я это пойму.

– Мы не можем сдаться, – возразил Верцингеториг. – Если мы сдадимся, о Галлии никто даже не вспомнит.

– Тогда нужно совершить вылазку, – сказал Битургон. – По крайней мере, мы погибнем сражаясь.

Критогнат был старше Верцингеторига и совсем не походил на него. Крупный, рыжеволосый, тонкогубый, голубоглазый, он вскочил с кресла и заметался по комнате.

– Я не верю, – сказал он наконец, хлопнув кулаком по левой ладони. – Эдуи сожгли за собой мосты. Они не могут предать нас, они не посмеют. Литавик тут же отправится в обозе Цезаря в Рим, где после триумфального шествия его наверняка прикончат. Он один правит эдуями, и больше никто! Нет, я не верю. Литавику нужно, чтобы мы победили, потому что он хочет сделаться царем Галлии, а не каким-нибудь вергобретом или римской марионеткой. Он приложит все силы, чтобы помочь тебе победить, Верцингеториг, и лишь потом пойдет на измену! Лишь потом он сделает этот ход. – Он снова подошел к столу, умоляюще посмотрел на Верцингеторига. – Неужели ты не видишь, что я прав? Армия из Карнута придет! Я знаю точно, что она будет здесь, а почему опаздывает, не знаю. Через какое время она появится, я тоже не знаю. Но это произойдет! Произойдет непременно!

Верцингеториг улыбнулся, протянул руку:

– Да, Критогнат, непременно. Я тоже так думаю.

– Минуту назад ты говорил по-другому, – проворчал Битургон.

– Минуту назад я по-другому и думал. Но Критогнат меня убедил. Эдуи слишком много теряют, изменив нам. Нет, скорее всего, они нам верны, просто общий сбор затянулся. Гутруат ведь очень нетороплив, пока что-нибудь не заденет его за живое. А что может быть вдохновляющего в организации общего сбора?

По мере того как Верцингеториг говорил, к нему возвращалась присущая ему бодрость. Он оживился и уже не выглядел таким изможденным.

– Тогда нам нужно еще раз урезать суточный рацион каждого человека, – вздохнув, сказал Дадераг.

– Есть кое-что еще, что нам надо бы сделать, – сказал Критогнат.

– Что? – скептически спросил Битургон.

– Солдаты должны жить, Битургон. Жить, чтобы сражаться, когда придет помощь. Ты можешь вообразить, каково будет тем, кто поразит Цезаря и, войдя в Алезию, найдет там одних мертвецов? Что будет с Галлией? Царь ее мертв, Битургон мертв, Дадераг мертв, Критогнат мертв, мертвы все воины и все женщины и дети мандубиев. А почему? Да потому, что им не хватило еды. Их пожрал голод.

Критогнат отступил на пару шагов и встал так, чтобы видеть всех:

– Я предлагаю сделать то, что мы сделали, когда кимвры и тевтоны напали на нас. Как мы тогда поступили? Заперлись в крепости и, когда закончился провиант, стали есть самых слабых и бесполезных. Тех, кто не способен был драться. Страшное дело, но необходимое. Вот как выживали мы, галлы. А вспомните, кому мы противостояли тогда? Обыкновенным германцам! Непоседливому народу. Им надоело нас осаждать, и они отправились дальше, оставив нам все, чем мы владели. Нашу свободу, наши традиции, наши права. А теперь призадумайтесь, кто сейчас наш противник? Римляне! Они никуда не уйдут. Они захватят наши земли и наших женщин. Построят себе виллы с нагревательными печами, купальнями и садами! Втопчут нас в грязь, а наших рабов возвысят. Превратят наши крепости в города со всеми присущими им страшными соблазнами! А мы, галлы, сделаемся их рабами! И я говорю вам: я лучше буду есть человечину, чем стану римским рабом!

Верцингеторига едва не вырвало.

– Это ужасно! – процедил он сквозь зубы, бледнея.

– Я считаю, мы должны поговорить с армией, – высказал свое мнение Битургон.

Дадераг уронил голову на сцепленные в замок руки.

– Мой народ, мой бедный народ, – пробормотал он. – Старики, женщины, дети. Невинные души.

Верцингеториг вздохнул.

– Я не смогу, – произнес он.

– А я смогу, – сказал Битургон. – Но пусть решает армия.

– Если должна решать армия, – сказал Критогнат, – тогда на что у нас царь?

Кресло скрипнуло, Верцингеториг резко встал:

– О нет, Критогнат, такие решения цари в одиночку не принимают! У царей есть советы, даже у величайших царей. И вопрос, терять или не терять человеческий облик, должен задать себе каждый из наших людей. Дадераг, собери всех для голосования.

– Как умно! – прошептал Дадераг, поднимаясь. – Ты знаешь, чем кончится это голосование, Верцингеториг! Но твое имя не будет покрыто позором. Люди сами решат, что пришла пора подкрепить себя человеческой плотью. Они голодны, а мясо есть мясо. Но у меня есть идея получше. Давайте поступим со слабыми и бесполезными так, как поступают с теми, кого уже не прокормить. Отдадим их богам. Оставим их на склоне горы, словно нежеланных младенцев. Выступим в роли родителей, не способных прокормить своих отпрысков, но молящихся о том, чтобы кто-нибудь более состоятельный их подобрал и призрел. Пусть боги решат их судьбу. Может быть, римляне пожалеют их и пропустят через свои укрепления. А может, у них так много еды, что они кинут голодным какие-нибудь объедки. Может, придет наша армия. Может, они умрут там, где их оставят, покинутые всеми, включая и богов. Это я приму. Но даже не думайте, что меня можно вынудить питаться собственными детьми! На это я ни за что не пойду! Ни за что! Единственное, что я могу сделать, – это подарить их богам. В этом случае несколько тысяч голодных ртов будут сняты с довольствия, и высвободившийся резерв поможет воинам продержаться дольше. – В его глазах с расширенными зрачками блеснули слезы. – И если армия не придет сюда к тому времени, как у нас кончится вся еда, вы можете съесть меня первым!