Геннадий Турмов - Прóклятое золото Колымы [litres]

Надо сказать, что по роду своей деятельности Богданов неоднократно выезжал за рубеж, выступал с докладами на конференциях в Польше, Чехословакии, Болгарии, Швеции. Читал лекции на английском языке студентам-горнякам и предпринимателям-золотодобытчикам в Анкоридже (США).

Как бы там ни было, институт был создан на «голом месте», и к 1985 году общая численность его составила 120 человек. Крикуны и случайные люди быстро отсеялись. В состав института вошёл отдел горного материаловедения и порошковой металлургии, лаборатория горных работ, лаборатория биотехнологии и абсорбирующих материалов, отдел комплексного минерального сырья, опытно-конструкторское бюро, которым руководил лично Евгений Иванович.

В центре Хабаровска на берегу Амура стоит красивое здание из красного кирпича, над входом которого вывеска говорит о том, что здесь расположен Институт горного дела ДВО РАН. В августе 1995 года на фасаде этого здания была установлена мемориальная доска: «В этом здании в 1985–1993 гг. работал Богданов Евгений Иванович, основатель института горного дела ДВО, видный российский учёный, член-корреспондент Российской академии наук».

У Евгения Ивановича была особая любовь к золотодобывающей промышленности. Он неоднократно подчёркивал важность её развития именно на востоке страны. Как-то по этому поводу он говорил коллегам:

– А вы знаете, что американцы во время войны прекратили поставки по ленд-лизу в СССР. Об этом не очень-то распространяются. И вот в Магадан прибыл их высокопоставленный чиновник в ранге вице-президента для оценки: сколько же золота мы добываем? Кстати, он принял в подарок золотой слиток. После его визита поставки по ленд-лизу возобновились. Так что золото нужно всегда…

Евгений Иванович не любил летать самолётами: на поездах как-то спокойнее, что ли, – но приходилось пользоваться и авиатранспортом, особенно когда надо было выезжать в Москву, Ленинград или за рубеж.

Но уж во Владивосток он всегда добирался поездом, а это случалось довольно часто, приходилось ездить и на заседания правления, членом которого он был избран, когда исполнял должность директора-организатора Института горного дела, да и по другим, не терпящим отлагательства вопросам.

Всего одна ночь – и ты уже во Владивостоке, сделал свои дела – и в этот же вечер можно было отправляться обратно в Хабаровск. Спал в ночное время он в силу возраста уже мало.

А так обстановка в купе, чай в подстаканниках, вежливые проводницы располагали к самому настоящему отдыху. Под стук колёс и думалось хорошо. А думать было о чём.

Поезд подходил к Владивостоку. Стоял август и как всегда в это время года, погода благоприятствовала. Июльская влажность постепенно убывала, и, хотя по утрам становилось прохладнее, солнце по-прежнему заглядывало в окно вагона, предвещая хороший ясный день.

За окном проплывали дачные пригородные места Владивостока, с одной стороны зелёные откосы, с другой – голубела водная гладь Амурского залива.

А вот и Вторая Речка, станция, на которую прибыл эшелон с заключёнными в 1937 году. На месте бывшего капустного поля выросли дома Большого Владивостока. За станцией Моргородок поезд делал крутой вираж, и Богданов переходил к противоположному окну, чтобы увидеть нефтебазу, от причала которой в своё время отходил пароход «Джурма», увозя в своих трюмах тысячи зэков, среди которых был и он, Богданов, осуждённый сразу по двум статьям – 58-й и 182-й.

В одну из поездок на заседание Президиума во Владивосток Евгений Иванович ехал в одном купе со своим замом по науке профессором Верхотуровым.

Тот, не тратя времени, начал готовиться к предстоящей лекции в институте, посвящённой изучению диаграммы «железо-углерод».

– Что вы читаете? – спросил Евгений Иванович.

– Готовлюсь к лекции, просматриваю диаграмму «железо-углерод».

– Я её изучал в институте ещё до войны, где-то в 1933 году, – сказал Богданов.

– Сейчас её изучают, наверное, по-другому, ведь прошло около 50 лет.

Богданов начал рассказывать детали строения диаграммы.

Верхотуров не выдержал:

– Евгений Иванович! Сознайтесь, вы недавно её повторяли, снова изучали?

– Бог с вами, Анатолий Демьяныч, мне только и осталось, как изучать вашу диаграмму.

Верхотурову трудно было поверить в это: изучал он её в двух институтах, которые окончил, преподавал диаграмму, а Богданов рассказывал её лучше, чем он излагал студентам. И всё это походя! Утешало его только то, что Богданов сказал:

– Я очень любил металловедение!

Да, Верхотуров знал, что Богданов отлично учился, прекрасно излагал свои мысли, идеи, но чтобы так подробно изложить особенности диаграммы, свободно оперируя понятиями феррит, перлит!.. «Может, раньше по-другому учили?» – подумал Верхотуров.

После заседания Президиума Богданов и Верхотуров поехали в Институт химии, где встретились с В.К. Глущенко и В.И. Сергиенко и договорились о сотрудничестве.

В последние годы жизни Богданов сблизился со своим замом по науке и тот часто бывал у него дома, расспрашивал о вехах его жизни. Иногда он прерывал воспоминания Богданова и говорил:

– Евгений Иванович, вот об этом надо написать книгу воспоминаний. У вас была такая насыщенная жизнь. – И продолжал: – Ваша жизнь – это величайшая трагедия со счастливым концом. Трагедия человека, который достойно нёс и несёт свой крест.

Богданов задумался… Впоследствии Верхотуров узнал, что он начал писать воспоминания, но так и не закончил их [37] Богданов Е.И. Воспоминания. О восстановлении технологии обогащения песков россыпных месторождений. Хабаровск, 2003. .

После этого разговора Евгений Иванович пошёл в комнату, где у него стояло пианино, и стал играть незнакомую грустную мелодию.

В соседней комнате стоял кульман, а там, очень далеко, в Ленинграде, была семья, ушла из жизни жена. Стало совсем грустно, и Верхотуров незаметно вышел. После отставки Богданова они всё реже и реже встречались…

Передав дело директора Института горного дела Секисову и став его советником, Богданов частенько заходил в его кабинет.

В очередной визит Евгений Иванович был явно не в настроении и обратился к Секисову:

– Послушайте-ка, Геннадий Валентинович, что в прессе пишут.

Он прочитал вслух заметку из какой-то газеты:

«Удивительное, нигде в мире не виданное и нигде в мире не понятое явление под диковинным словом – названием перестройка – острословы быстренько нашли мерительную английскую кальку debuilding – благополучно издохло.

Рушилось всё, некогда нерушимый Союз со всей своей историей, оказавшийся при ближайшем рассмотрении кашей из грязи, замешанной на крови, экономика и финансы, армия и милиция, спорт и культура, образование и медицина, устойчивая репутация и неустойчивые политические блоки. Страна всё больше походила на экономическую помойку со всеми присущими помойке видами и запахами. На Западе те, кто поумнее, уже догадывались, что совершенно неожиданно для себя выиграли третью мировую войну, но даже самые умные не понимали, как они это сделали. Да! Куда как загадочна славянская душа, и умом Россию точно не понять. Другим же жестом – очень больно.