Геннадий Турмов - Прóклятое золото Колымы [litres]

А случилось вот что. В 80-е годы председателем Дальневосточного научного центра АН СССР стал академик Николай Шило. Он прекрасно понимал, что без теоретических исследований в области горного дела освоение минеральных природных богатств Дальнего Востока просто невозможно. После долгих размышлений он принимает решение о создании в Хабаровске Института горного дела.

В очередную командировку в Ленинград Николай Алексеевич созванивается с Богдановым, тот приглашает его в гости, но они встречаются в гостинице, где остановился Шило. Богданов предлагает встретиться у него на квартире, но Шило отказался.

В гостиничном номере они тепло поздоровались, и Шило сразу приступил к делу.

– Ну что, не закис ты тут среди студентов и учебников? – шутливо спросил он.

– Да ты знаешь, Николай Алексеевич, скучать мне не приходится, а работа эта мне нравится. Студенты – народ зрелый, заочники, производства хлебнувшие, да и преподавательский состав соответствует.

– Евгений Иванович, на этот раз я решил обойтись без телефона, – продолжал академик, – разговор с глазу на глаз как-то доверительнее и душевнее. Решил я, что без Института горного дела освоение недр на Дальнем Востоке невозможно. А ты, как никто другой, подходишь на должность директора института. Так что давай собирайся в Хабаровск.

– Что, вот так сразу? – удивился Богданов.

– А что раздумывать? Дело для тебя новое, перспективное. Всё с нуля начинать придётся…

– Да надо и с женой посоветоваться, – протянул Богданов.

На этом и расстались.

Придя домой, Евгений ещё с порога позвал жену:

– Таня, Танечка, мне предлагают новую работу.

– Какую? – удивилась она.

– Серьёзную, – ответил Евгений.

– И где? – односложно спросила Татьяна.

– На Дальнем Востоке, в Хабаровске. Академик Шило предлагает стать директором академического Института горного дела.

– Ох, Женечка, пора бы уже и остепениться. Да и возраст уже не тот. Другие на пенсии сидят. Да и потом, Хабаровск далеко от Ленинграда, – констатировала Татьяна.

– Так и директор института не заведующий кафедрой, – возразил Евгений.

– Ты же знаешь, Женечка, что я за тобой, как нитка за иголкой. Как решишь, так и будет.

– Да ладно, не сердись, вместе решим, – заметил Евгений.

Поспорили ещё немного, а потом решили: ехать. Тем более дети пристроены. Сыновья пошли по стопам отца, стали научными работниками. Старший сын преподавал там же, где отец, в Северо-Западном заочном политехническом институте, закончив Кораблестроительный институт в Ленинграде. Он же и подарил в своё время Валерии Александровне первого правнука. Младший, Иван, названный в честь деда, окончил биолого-почвенный факультет Ленинградского университета и вернулся в Магадан. Он работал сначала научным сотрудником, а затем и заместителем директора Института биологических проблем Севера. В семье шутили, что он заменил отца на Колыме.

Итак, в начале 80-х Богдановы переехали в Хабаровск. А до этого случилось ещё одно важное событие в жизни Евгения Ивановича. Неожиданно он встретил в Москве сына человека, который в 1938 году буквальным образом спас ему жизнь.

Где-то в начале 80-х годов Богданову пришло приглашение выступить официальным оппонентом по докторской диссертации в Московском горном институте. Среди выступающих в дискуссии был назван доцент Клубничкин. Эта фамилия сразу заставила Евгения Ивановича вспомнить Колыму. В перерыве он подошёл к молодому человеку и спросил:

– Извините, а ваш отец не работал, случайно, на Колыме?

– Да, перед войной отец работал там, но вскоре уехал. Года два тому назад он умер. А почему вы спрашиваете?

– Ещё раз извините… Я не знал. Он спас мне в своё время жизнь.

И Богданов поведал доценту, как все случилось в 1938 году. Эта история имела продолжение. Богданова часто приглашали в качестве оппонента в диссертационный совет, где защищались докторские диссертации по горным наукам. Вот и в этот раз его пригласили на заседание совета, где защищал докторскую диссертацию доцент Клубничкин. Некоторые члены совета нашёптывали Евгению Ивановичу, что диссертация очень плохая и её надо бы «провалить».

Недоброжелатели ждали разгромного отзыва Богданова. Каково же было удивление, когда Евгений Иванович заявил, что диссертация отвечает всем требованиям, предъявляемым ВАК.

– Тут ко мне подходили некоторые члены совета с предложением «провалить» защиту, так вот что я скажу: если диссертация не будет поддержана, то моей ноги больше не будет в этом совете.

Богданов говорил страстно, даже пламенно, убедительно, да так, что все члены совета проголосовали за.

После оглашения результатов голосования Богданов подошёл к Клубничкину и публично поздравил его, пожал ему руку. Соискатель едва не прослезился и попытался что-то сказать, но Евгений Иванович остановил его и вышел из аудитории, где проходила защита.

Институт горного дела в Хабаровске создавался на пустом месте. Не было ни одной лаборатории, ни одного отдела, здания, в котором можно было бы разместить институт. Богданов не имел никакой связи с администрацией, партийной организацией, общественностью Хабаровска, а это при советской власти, да, собственно и в нынешние времена, имело большое значение.

Как показывает жизненный опыт, слухи о нас бегут впереди нас. И приглашённые сотрудники, и в городских начальствующих кругах уже знали, что директор института хотя и член-корреспондент, но бывший зэк, а, как считали многие, «у нас за просто так не сажают». Хотя Евгений Иванович ни в одной из заполняемых анкет после 1958 года не упомянул о том, что был в своё время осуждён по двум статьям, в том числе и за антисоветскую деятельность.

Собранный «с миру по нитке» коллектив постоянно лихорадило. За спиной Богданова шептались, а иногда говорили прямо в глаза, что он не горняк, не учёный, что он зэк и что директор он так себе.

Евгений Иванович стойко переносил всё это злопыхательство. Главная цель для него – создание Института горного дела. Нередко он поздно приходил с работы. И когда обеспокоенная Татьяна спрашивала:

– Как успехи?

Он молча пожимал плечами, а потом произносил: