Хезер Моррис - Дорога из Освенцима [litres]

– Может быть, мне и не суждено самой стать матерью, но я смогу помогать тем, кому суждено?

Йося разражается слезами:

– О-о, Силка, кажется, я беременна.

Разбуженная храпом, Силка встает, стягивает с Йоси одеяло и осторожно ощупывает ее вспухшее тело, укрытое грудами одежды. Потом снова натягивает одеяло под подбородок подруги.

– Когда ты заподозрила? – спрашивает Силка.

– Не знаю, может, месяц назад. Немудрено потерять счет времени в этом Богом забытом месте.

– Йося, я почувствовала толчки ребенка. У тебя уже большой срок. Почему ты не сказала раньше?

Тело Йоси сотрясается от рыданий, она вцепилась зубами в одеяло.

– Я боюсь, Силка, боюсь. Не кричи на меня.

– Ш-ш-ш, потише. Это не я кричу.

– Что со мной будет? – Силка замечает, что Йося бросает взгляд на топчан, на котором раньше спала Наталья. – Ты должна мне помочь, Силка.

– Ты родишь ребенка, и я помогу тебе. Завтра надо будет сказать Антонине. Наверняка тебе рискованно работать среди больных людей.

– А другие женщины?

– Они поймут. Не волнуйся, мы все поможем тебе. – Силка старается придать своему взгляду теплоту и оптимизм. – Ты станешь мамочкой!

– А как же Вадим? Ему надо говорить? По-твоему, что он скажет?

– Странно, что он не догадался, – говорит Силка. – Наверняка он почувствовал, что ты растолстела в талии.

– Он просто сказал мне, что я поправилась. Такой глупый парень! Ему бы и в голову не пришло.

– Угу, ты, пожалуй, права, но надо ему сказать. В следующий раз, как он придет.

– Что, если он…

– Просто скажи ему. Будем волноваться из-за его реакции, когда увидим ее. Ты ведь понимаешь, они не собираются отпустить вас обоих, чтобы вы жили где-то как счастливая семья, так ведь?

– Могли бы.

– Не отпустят.

На следующее утро после переклички Силка подходит с Йосей к Антонине:

– У нее будет ребенок.

– Неужели? Интересно, как это случилось? – с отвращением говорит Антонина.

Силка предпочитает проигнорировать это замечание. Йося стоит с опущенной головой. Пристыженная, униженная.

– Я думаю, месяцев пять, – сообщает Силка бригадирше.

– Я сама посмотрю. Расстегни ватник.

Йося распахивает ватник, дрожа от ветра и страха публичного унижения. Грубые руки сильно надавливают на явный живот беременной. Ощупывают бока, пройдясь сверху донизу.

Йося вскрикивает от боли:

– Перестаньте, мне больно!

– Просто проверяю, что ты не натолкала туда тряпок. Была бы не первой.

Силка отводит руку бригадирши в сторону:

– Хватит! Довольны?

– А ты отправляйся на работу. Что касается этой потаскушки, то она тоже пусть идет. Не вижу причины не заниматься ее непыльной работой. Придется сказать об этом Клавдии Арсеньевне. Она будет недовольна.

Силка и Йося спешат к санчасти.

– Я не возражаю против работы. Мне это не трудно и отвлекает днем, но по вечерам…

В тот вечер Йося оказывается в центре внимания всех женщин в бараке. Они щупают ее живот, чтобы почувствовать ребенка. Некоторые счастливицы получают толчок за свои усилия.

– Ты носишь ребенка, прямо как я своих мальчишек, – улыбаясь сквозь слезы, говорит Ольга.

Кто-то вспоминает Наталью, единственную беременную из их барака, и ее трагический конец.

Ольга замечает, как влияют на Йосю разговоры про Наталью, и быстро меняет тему. Она предлагает всем принять участие в шитье одежды для ребенка Йоси. Ее немедленно назначают модельером. Женщины прикидывают, какие простыни можно использовать для этого. Вышивальщицы радуются возможности создать что-то значимое для новой жизни.

Ханна сидит в задних рядах, с неприязнью наблюдая за всей этой суетой.

– Зачем вы тратите столько энергии, – говорит она, – чтобы только обманывать себя?

– Ханна, – резко обрывает ее Ольга, – найти слабую надежду во тьме не значит обманывать себя.

Ханна качает головой:

– Как и красивую шубку, да, Силка?

Женщины смотрят на Силку. Лицо ее горит, в горле комок. Она не знает, что ответить – объяснять или возражать. Силка нервно откашливается.

– Ханна права, – говорит Йося, кладя на постель лоскут простыни. – Глупо забывать, где мы находимся.

– Я так не считаю, – возражает Ольга, решительно выдергивая из ткани нитку. – По-моему, это помогает выжить.

Проходит чуть больше недели, и появляется Вадим. Он принимается щупать и лапать Йосю, но она останавливает его:

– Мне надо тебе кое-что сказать.

– Не хочу сейчас с тобой разговаривать.

– У меня будет от тебя ребенок! – выпаливает она.

Чтобы услышать этот разговор, Силка отворачивается от Бориса.

– В чем дело? – спрашивает Борис.

– Ничего, ш-ш-ш.

– Что ты сказала?! – рычит Вадим.

– У меня будет ребенок, твой ребенок.

– Я думал, ты просто поправилась.

– Нет.

– Не хочу никакого долбаного ребенка. О чем ты думаешь, черт подери! Родить ребенка?

– Это ты со мной сделал. Я ничего такого не просила.

– Откуда мне знать, что он мой?

Йося с воплями отталкивает его:

– Потому что ты сделал меня своей собственностью, помнишь? Никому другому не разрешается дотрагиваться до меня, не помнишь? Убирайся отсюда, уходи, уходи!

Крики Йоси переходят в плач.

Вадим неуклюже слезает с топчана и прыгает вокруг в поисках разбросанной одежды. Ссора выводит из равновесия всех находящихся в бараке мужчин, которые поспешно одеваются и потихоньку уходят.

– Я никогда так не говорил бы с тобой, – замечает Борис, отводя прядь волос Силки с ее глаз. – На самом деле я был бы счастлив, если бы ты родила мне ребенка.

Этого не произойдет, Борис, думает она, но говорит только, что ему пора уходить. В другом месте у нее надолго прекратились месячные, как у многих женщин оттуда, и теперь приходят нерегулярно. Плохое питание, стресс – она не знает, в чем дело. Возможно, этого уже не исправить.

– Хорошо, я уйду, но буду думать о тебе.

В темноте женщины пробираются к топчану Йоси, подбадривая ее и обнимая. С несколько извращенным чувством юмора, появившимся у них за последние несколько лет, женщины рассказывают, чего не хватает приходящим к ним мужчинам и могут ли они зачать ребенка. Йося посреди рыданий неожиданно для себя начинает смеяться. Силка чувствует, как в ней просыпается любовь к этим женщинам с впалыми щеками и щербатыми ртами – чувство, появляющееся лишь в краткие моменты. То, что она испытывала к сестре. К Гите. Она скрывает это чувство в глубине души, где ничто не сможет навредить ему.

В течение следующих нескольких недель настроение Йоси непредсказуемо меняется. По утрам она просыпается, идет вместе со всеми на завтрак и перекличку, с радостью отправляется на работу, где врачи и медсестры будут справляться о ее самочувствии. В конце дня она от усталости еле говорит, ложится в постель и часто не идет на ужин. Поначалу она была в восторге от крошечных распашонок, сшитых для нее женщинами, а теперь едва смотрит на них.