Хезер Моррис - Дорога из Освенцима [litres]

Вернувшись в каморку, Силка кладет паек матери на пол, а сама пытается посадить ее так, чтобы мать опиралась спиной о стену. Ничего не получается, и тогда Силка прикладывает к губам матери кусочек хлеба, упрашивая ее открыть рот. Мать отворачивает голову:

– Съешь сама, милая. Тебе это нужно больше, чем мне.

– Нет, мама, я могу достать еще, – возражает Силка. – Прошу тебя, надо восстановить силы, надо поесть.

– Твои волосы… – говорит мать.

Волосы Силки на месте – заправлены за уши, падают на плечи. Мать проводит пальцами по волосам дочери, как делала это в ее детстве.

Силка подносит еду ко рту матери, которая открывает рот и позволяет Силке покормить себя. Приподнявшись, она пьет вонючее пойло, которое Силка держит у ее рта.

Потом она укладывает мать на постель:

– Я сейчас вернусь, останься здесь, полежи.

– Куда ты идешь? Не оставляй меня.

– Пожалуйста, мамочка, я ненадолго, мне нужно кое-кого найти…

– Никто нам не поможет, прошу тебя, останься со мной. У нас так мало времени.

– Вот почему я должна повидаться с одним человеком, и у нас будет больше времени. Я не позволю им забрать тебя. – Силка подходит к двери.

– Силка, нет! – Голос неожиданно твердый.

Силка возвращается и садится на койку, обхватывая руками голову матери:

– Есть человек, который может нам помочь, может перевести тебя в другой барак, где тебе будет лучше, и мы сможем часто видеться. Пожалуйста, мамочка, позволь мне пойти и поговорить с ним.

– Нет, дорогая доченька. Побудь со мной здесь и сейчас. В этом месте все неопределенно. Давай проведем этот вечер вдвоем. Я знаю, что ждет меня утром. Я не боюсь.

– Я не могу позволить им забрать тебя, мама. Ты и Магда – все, что у меня есть.

– Моя дорогая Магда! Она жива?

– Да, мамочка.

– О-о… спасибо Хашем! [1] С иврита это слово переводится как «имя», но это, строго говоря, эвфемизм, используемый вместо имени-эпитета «Адонай», которое евреи традиционно избегают «произносить всуе». Вы должны хорошо друг о друге заботиться.

– А как же ты, мамочка? Я должна позаботиться о тебе.

Мать Силки пытается высвободиться из объятий дочери:

– Взгляни на меня, взгляни. Я больна, я умираю. Тебе не под силу это остановить.

Силка гладит лицо матери, целует ее бритую голову. Их слезы мешаются и падают на постель.

– А папа? Мамочка, он был с тобой?

– О-о, милая моя, нас разлучили. Он был в плохом состоянии…

Силку захлестывает огромная волна печали и безысходности.

– Нет, нет, мамочка!

– Полежи здесь со мной, – ласково говорит ее мать, – а утром поцелуешь меня на прощание. Я буду смотреть на тебя с небес.

– Не могу. Я не могу тебя отпустить, – рыдает Силка.

– Ты должна, не ты это решаешь.

– Обними меня. Обними меня, мамочка.

Мать Силки крепко прижимает к себе дочь. Двое становятся одним целым.

– Однажды, если Хашем пожелает, – гладя лицо Силки, говорит мать, – ты узнаешь любовь к ребенку. Узнаешь, что я чувствую к тебе.

Силка зарывается лицом в шею матери:

– Я люблю тебя, мамочка!

Солнце только что встало, когда Силку с матерью и всех обитателей барака 25 будят крики эсэсовцев и собачий лай.

– Выходите, выходите, все выходите!

Силка, наклонив голову к плечу матери, вместе с ней медленно выходит из каморки. Они идут вслед за женщинами к ожидающим грузовикам.

На тех, кто мешкает или не желает сделать последние несколько шагов к грузовикам, нацелены стеки офицеров. Силка останавливается. Стоящий поблизости конвойный нацеливает стек на ее мать.

– Не смей! – шипит Силка.

Стек опускается, и мать Силки делает несколько последних шагов. Силка крепко держит мать за руку:

– Мама, нет, не садись в грузовик!

Конвойные смотрят, как мать Силки высвобождается из объятий дочери, целует ее в обе щеки, в губы и гладит по волосам. В последний раз. Потом женщина хватается за руки, протянутые из грузовика, чтобы затащить ее. Силка все еще ощущает на лице губы матери. Грузовик отъезжает, а она опускается на землю. Конвойный протягивает Силке руку, но она отмахивается от него. Грузовик уже далеко.

– Ты – как тебя там?

Приклеив на лицо улыбку, Силка поворачивается на голос. Она не станет отвечать, пусть медсестра помучается.

– Иди сюда.

Силка подходит к койке, у которой стоит медсестра. Все койки заняты. Если и есть такой день, когда Силка может быть полезной, то это сегодня. Силка улыбается молодой матери с ребенком на руках, которому лишь несколько часов от роду.

– Нам нужна эта койка, и никто не отвел ее в соседний барак. Ты должна отвести их туда.

– Пойду возьму ватник, – отвечает Силка.

Сейчас весна, но на дворе мороз.

– На это нет времени, просто уведи их отсюда.

– Но где…

Новоиспеченная мать дергает Силку за юбку:

– Все нормально, я знаю, куда идти. Я бывала там раньше.

Она уже одета, ее ребенок завернут в одеяло. Силка помогает ей надеть ватник и засовывает под него ребенка. Женщина ищет глазами медсестру, но ее нигде не видно. Схватив со своей койки одеяло, она делает знак Силке закутаться в него. И Силка заворачивается в одеяло, а женщина идет к задней двери.

Строение, к которому они направляются, находится всего в пятидесяти-шестидесяти метрах. Сапоги женщин скрипят по заиндевевшей траве. Из-за закрытой двери до них доносится детский плач, лепет и крики. Войдя внутрь, Силка видит какой-то хаос. К стене тесно придвинуты несколько детских кроваток, повсюду разбросаны маленькие матрасы, скорее напоминающие коврики. Три женщины приставлены примерно к двадцати младенцам и детям, начинающим ходить.

– Нам нужно отметиться здесь, а потом пройти через ту дверь в спальню, где я буду спать, – говорит молодая мать.

– А у нас снова полный дом, – подходя к ним, говорит одна из нянечек. – Ну, здравствуй, Анна Анатольевна. Вернулась.

– Я скучала по вашему милому личику – вот что я скажу. Ну а вы, Ирина Игоревна, по-прежнему завтракаете маленькими детками?

– Ой, Аня, конечно, но почему ты снова здесь?

Силка замечает этот переход на уменьшительные имена, понимая, что женщины хорошо знают друг друга.

– Меня заприметил один из этих мерзких скотов, и вот видите, у меня родился еще один ребенок. За этим будете хорошенько ухаживать, иначе позову его папашу-скота разбираться с вами.

– Угу, уже слышали это раньше. Кто у тебя на этот раз?

– Еще одна девчонка. Очередная жертва за общее дело.

– А ты придумала ей имя?