Хезер Моррис - Дорога из Освенцима [litres]

Мысль об этом разбивает Силке сердце, но в то же время она в состоянии понять тех матерей, которые отказываются от ребенка. Подумать страшно, какой будет жизнь ребенка или матери, пытающейся защитить его, в подобном месте!

– Нину через некоторое время переведут в детский барак, – продолжает Татьяна.

Сидя у койки Нины, Силка качает маленькую Гиту, наблюдая за работой двух других медсестер и врача. Неизменно спокойные, они ходят от пациентки к пациентке, успокаивая и подбадривая их.

Когда за Ниной и ребенком приходит охранница, Силка расстраивается. Она помогает Нине надеть ватник, засовывает под ватник ребенка, доводит ослабленную мать до двери. Нина уходит.

Подумать только – никогда прежде Силка не держала на руках здорового новорожденного ребенка.

Она даже не смеет надеяться, что с нее снято проклятие. Что она помогает появлению новой жизни, а не наблюдает за умирающими.

– А теперь вымой все и подготовь койку для следующей роженицы, – говорит Татьяна. – Пошли. Я покажу тебе, где ведра и вода. Не могу обеспечить всех чистым бельем, но поищем что-нибудь подходящее.

– У вас разве нет санитарок? – спрашивает Силка.

Обычно она не увиливает от работы, но сейчас у нее почти не осталось сил.

– Есть, это ты, – смеется Татьяна. – Ты санитарка. Или думаешь, эту работу должен выполнять доктор?

– Конечно нет, – с улыбкой произносит Силка, желая показать, что она рада любой работе.

Она стиснет зубы и будет благодарна.

Силка убирается после Нины и двух других женщин. Татьяна и ее коллега Светлана Романовна заняты другими роженицами, и тогда Силка, чтобы показать свою лояльность, убирает за ними тоже, черпая энергию из скрытых резервов. Каждую пациентку таинственным образом отправляют вместе с новорожденным в соседний барак.

– Кто у нас тут?

В палату входят две новые медсестры.

Силка поднимает глаза от швабры:

– Здравствуйте, я Силка Кляйн. Сегодня я начала здесь работать.

– Санитаркой, я вижу? Как раз нам это нужно, – говорит одна.

– Ну нет. Я медсестра… – Она пытается ровно дышать. – Просто я помогаю с уборкой Татьяне Филипповне.

– Эй, Татьяна, нашла себе здесь рабыню.

– Исчезни, жалкое подобие медсестры! – отвечает Татьяна.

Силка пытается понять: эта перепалка в шутку или всерьез. На ее вопрос отвечает грубый жест в сторону Татьяны – большой палец, просунутый между согнутыми указательным и средним, фига.

– Ну что, рабыня, на следующей неделе мы выходим в дневную смену. Посмотрим, хорошая ли ты санитарка. – Две женщины уходят к регистрационной стойке. Сдвинув стулья, они болтают и хихикают. Силке не надо объяснять, что они разговаривают о ней – их взгляды и окрики «Принимайся за работу» вполне красноречивы. Этот удивительный радостный день, похоже, предвещает туманное будущее.

Татьяна улучает момент, чтобы подбодрить ее:

– Слушай, ты заключенная. Мы нет, мы квалифицированный персонал и должны работать в дневную и ночную смену. Мне жаль, но каждую вторую неделю тебе придется работать с этими дурёхами. Не позволяй им слишком тобой командовать, тебя взяли как медсестру.

– Спасибо. Буду с нетерпением ждать каждой второй недели.

– Наша смена закончилась, – говорит Татьяна. – Давай надевай ватник и иди. Увидимся завтра.

– Вечером.

Испытывая смешанные чувства, но вздохнув с облегчением, Силка закутывается в ватник и выходит на студеный воздух. В кармане у нее записка от Петра, сообщающая Антонине о ее новом назначении.

В тот вечер Силка рассказывает Йосе, Ольге, Лене и всем, кому это интересно, о своей новой работе в родильном отделении. Хотя Ханна лежит на топчане, отвернувшись к стене, Силка знает, что она слушает. Силка развлекает женщин приукрашенными историями о рождении крошки Гиты, которая выскочила из чрева матери и приземлилась бы на пол, не подхвати ее Силка. Теперь она объявляет себя экспертом по всем вопросам, относящимся к деторождению, и рассказывает о поддержке со стороны медсестер и очаровательного внимательного врача. Она не упоминает двух медсестер из ночной смены, с которыми ей предстоит работать на следующей неделе.

Силка отмахивается от вопросов о том, куда деваются молодые матери и разрешается ли им оставлять при себе детей и на какое время. Она пока этого не знает. И очень хочет узнать.

Лена слышала, что младенцев отбирают у матерей и заставляют их вернуться на работу.

– Скоро я это выясню, – обещает Силка.

Силке дают ту же еду, что и другим медсестрам, и вдвое больше хлеба по сравнению с обычным пайком, поэтому она может делиться едой со своими товарками. Она радуется, что может быть хоть чем-то полезной, а иначе ее одолевало бы чувство вины из-за того, что получила другую работу в помещении.

Силка также благодарна за то, что очень занята на работе и ей некогда думать об Александре Петрике, чехе, работающем курьером. Потому что ничего хорошего из этого не вышло бы.

Силка ложится на топчан, и рядом с ней устраивается Йося.

– Силка, прости меня за ту простыню, – рыдает Йося. – За то, что тебя бросили в карцер.

– Пожалуйста, Йося, не надо все время это повторять. Все закончилось. Разве мы не можем снова стать друзьями?

– Ты моя самая дорогая подруга, – говорит Йося.

– Ну, дорогая подруга, вылезай из моей постели и дай мне немного поспать.

Силка не отрываясь следит за мухой, сидящей на холодной бетонной стене ее каморки в блоке 25. Сегодня он к ней не пришел.

Женщины и девушки, пошатываясь, входят в барак, отыскивая место, где можно в последний раз преклонить голову. Вздохнув, Силка встает, открывает дверь и смотрит, как мимо нее проходят бесплотные духи.

К Силке оборачивается женщина, которой помогают войти в барак две другие, – густые каштановые с проседью завитки, темные круги под глазами, впалые щеки. Силка не сразу узнает ее.

– Мама! – пронзительно кричит она.

Силка бросается к троице, вцепляется в женщину посередине.

– Дитя мое, моя чудная девочка! – плачет женщина.

Другие женщины – пустые глаза, смятенное состояние – не обращают на эту встречу особого внимания.

Силка отводит мать в свою комнатку и усаживает на койку. Они долго сидят так, держась за руки и не говоря ни слова.

От звяканья кружек и криков Силка приходит в себя. Прибыл вечерний паек. Осторожно снимая руки с плеч матери, Силка идет встречать конвойных, которые несут кружки водянистого кофе и крошечные пайки черствого хлеба.

Она говорит женщинам, чтобы взяли еды. По опыту она знает, что подойдут лишь те, у кого остались силы. Другим уже ничто не поможет.