Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

У Александра на столе лежал раскрытый томик «Капитала» Маркса с испещренными красным карандашом страницами. Николай, заметив книгу, с горечью усмехнулся:

– Не знал, что ты коммунист…

– Да, мне нравится эта идея: общая собственность. От каждого по способностям и каждому по потребностям. Это, черт возьми, справедливо! Коммунизм – как учение Христа, – горячо заговорил Александр, впустив Николая, – не будет ни бедных, ни богатых, никто не будет стремиться к богатству, потому что в этом не будет смысла!

– А, так ты не коммунист, а романтик! Это многое объясняет. Ну что же, слушай: отец твой получит подряд на доставку старицкого известняка на заводы Кузнецова сроком на год. Это должно помочь – пиши письмо.

– Не знаю, что и сказать! Николай Иваныч, как вас благодарить?

Николай с досадой отмахнулся:

– Никак не надо меня благодарить. Женись, ради Бога! И поскорее!

– Да! Женюсь! Конечно, женюсь! – радостно воскликнул Александр.

– Пиши отцу, романтик.

Николай с негодованием выскочил из флигеля. Он чувствовал, что поступил правильно, благородно, но сердце все равно саднило: «Как я мог ее отдать?»

Заканчивался сентябрь. Александр уговорил Катерину простить его. Она поплакала, поупорствовала, но согласилась. Со дня на день ждали письмо от старика Сандалова с благословением. Но оно все задерживалось.

В крестьянских дворах и в усадьбе с утра до ночи слышался стук сечек о корыта – бабы заготавливали на зиму квашеную капусту.

На барской кухне стояло длинное капустное корыто, выдолбленное из цельного дубового бревна. В былые времена десять баб стояли в ряд над ним, но сейчас времена были другими – лишь Агафья, Катерина и Кланя рубили капусту. Готовили ее трех видов: серую из зеленых листьев, полубелую из остальных листьев вилка и белую из сердцевин. Нарубленную душистую капустную стружку месили руками, налегая всем телом, щедро солили, трамбовали в ушата и спускали в подвал кваситься.

Мерный стук сечек о корыто тревожно отдавался в сердце Катерины. Она была счастлива, что объяснение наконец состоялось, но и несчастна одновременно: вдруг отец не благословит и Александр снова откажется от нее? Что скажет Дуська? И как же обрадуется Клопиха! И все в родной деревне, и Митрий в остроге, получив известие от родителей о ее позоре, тоже наверняка посмеются над ней.

Александр по-прежнему с утра до вечера пропадал в полях: крестьяне молотили хлеба и вывозили на остывающие поля навоз.

К Наташе приехал из Москвы учитель Григорий Иванович, и теперь во время уроков Катерина приходила помогать Агафье.

Послышался шум, и на кухню, не вытирая от уличной грязи сапоги, ворвался запыхавшийся Александр:

– Сядь, Катюша.

Агафья и Кланя, переглянулись и, поставив сечки, вышли из кухни.

– Скажи сразу. – Катерина по-прежнему стояла у корыта, не в силах шелохнуться.

– Брат прислал сегодня письмо, что женитьбу отец не благословляет, жену мою не примет и наследства меня лишит. Но и в тюрьму его не посадят.

– Я так и думала. – Катерина села на лавку.

Она давно готовилась к худшему, что никакой заказ не переубедит старика Сандалова благословить брак с крестьянкой. Она заранее смирилась со своей участью. Но Александр добавил:

– Готова выйти замуж без благословения? Я тебя ни на какое наследство не променяю.

– Да! Да!

– Не побоишься пойти за меня против родительской воли?

– С тобой мне ничего не страшно!

Александр продолжал воодушевленно:

– Теперь, когда отец спасен, я ничего ему не должен. Мы заживем просто, своим трудом. У нас появятся дом, земля, дети. Мы ни от кого не примем милости. Мы станем работать, воспитывать наших детей. Знаешь, мне как-то нагадали, что у меня их будет десять! Я стану много работать, чтобы ты ни в чем не нуждалась.

– Я труда не боюсь.

– Вот и славно!

– Вот еще хотела сказать тебе… Может, мне учиться грамоте, я ведь только по слогам печатными, а так хочется книги читать. Настоящие, – сказала Катерина и тут же испугалась своего впервые озвученного вслух признания.

– Учиться? Катя, зачем? Ты думаешь, что я, выучившись в университете, стал хоть немного счастливее? Конечно, нет! Я узнал мое счастье, лишь встретив тебя! Ты – самое лучшее, что случилось в моей жизни!

– Да, да, ты для меня тоже!

– Тогда даже не думай об этой глупости! Мы будем счастливы вместе, у нас родятся дети. Только в этом счастье – в семье. Неужели ты думаешь, что для тебя этого не будет достаточно?

– Ну конечно, нет. Ты – это все, что мне нужно.

«И действительно, чего мне еще нужно?» – думала позже Катерина. Она радовалась, что выходит замуж за лучшего человека на свете, которого любит, будет просыпаться с ним рядом, прикасаться к нему, готовить для него еду, рожать ему детей – это и есть ее предназначение.

На ручниках, постельном белье и платках Катерина красной гладью выводила «ЕС» (Екатерина Сандалова), мысленно, не без гордости, привыкая к новой фамилии.

Сандалова… Эта фамилия ей нравилась куда больше, чем простая Бочкова. Чудились в ней какие-то завитушки, переливы, замысловатости. Сандалова…

Готовить приданое и дары было приятно – дни проносились быстро. Не дожидаясь больше приезда родственников из Новгорода, в октябре на Покров устроили сговор. В этот день незамужние девушки бежали в церковь ставить свечку: кто раньше поставит – раньше и замуж выйдет. А ее, Катерину, эта участь больше не волновала: в этот день Бочковы ожидали Александра. Детей с утра облили через решето на пороге избы, чтобы зиму не болели, а потом принялись печь пироги. Дуська заранее заготовила бражки и растрезвонила о сговоре на все Дмитрово.

Когда Катерина и Александр обменялись кольцами и образами, ей расплели тугую, заждавшуюся косу, закрыли лицо и надели траурное, «печальное» платье, которое предстояло носить до свадьбы.

Вспоминая сговор, то, как волновался Александр, прося ее руки, Катерина вышивала, любовалась кольцом и думала о своем будущем доме. Еще в конце октября Александр опахал купленную у Николая землю под будущий хутор: целых тридцать десятин раскинулись между Берновом и Павловским на правом берегу Тьмы, на пригорке близ переправы. Как раз напротив больницы, где они провожали в тот день солнце, – вспоминала она последнюю встречу наедине с Николаем. Больше они ни разу не разговаривали – он как будто избегал ее. После сговора до свадьбы Катерина осталась жить у родителей и готовить приданое.

Николай мчался галопом из Старицы, где навещал настоятеля монастыря. Случилось то, что могло навсегда изменить его жизнь. Он получил от Анны письмо, где она призналась, что уходит к Левитину, и просила отпустить ее. Настоятель подтвердил, что прелюбодеяние жены является поводом для развода и что Николай сможет венчаться во второй раз.