Наталья Соловьева - На берегу Тьмы [litres]

– А знаете, можно я еще зайду к вам, Катерина Федоровна?

– Конечно, сейчас хоть и посевная, библиотека работает, люди заходят. Устраиваем читки газет, журналов. В этом году отмечали столетие со дня смерти Пушкина, четыреста пятьдесят лет со дня рождения Шота Руставели. У нас и книг много новых.

– Каких же?

– «Мать» Горького, «Поднятая целина» Шолохова, «Как закалялась сталь» Островского. Есть и зарубежные: Ромен Роллан, Войнич. А сейчас в нашем районном «Социалистическом льноводстве» печатают отрывки Ярослава Хашека. Да вы уж, наверное, читали…

Розенберг усмехнулся:

– Читал. Вот мы в следующий раз и обсудим. Интересно мне услышать ваше мнение, Катерина Федоровна.

– Ну что же, до свидания.

– До свидания.

Розенберг ушел, и Катерина невольно загрустила. Как бы хотелось хоть на миг стать такой же смелой, повидать мир! Она не желала себе другой доли, но все же представила себя пилотом самолета, бесстрашно пересекающего океан, или за рулем открытого, как на картинке в газете, сверкающего металлом автомобиля. «Ох, нет». – Катерина стряхнула с себя морок и вернулась к работе: нужно было приготовить книги для агитфургона, который отправлялся в поля, к жаждавшим знаний калининским льноводам, вступившим в социалистическое соревнование с узбекскими хлопкоробами.

Вечером Катерина подоила корову и, дожидаясь с работы Сашу, принялась сбивать масло из собранных накануне густых желтоватых сливок. Деревянная маслобойка с пестиком из обрезанной ветки осталась еще от старых хозяев.

Катерина любила домашнюю монотонную работу: можно было спокойно предаться воспоминаниям, вернуться в то время, когда она была счастлива и любима. Катерина задумалась о встрече с Розенбергом, но очень скоро отвлеклась, мысленно планируя посадки на огороде. Земли осталось мало, важно было распорядиться ею с умом.

Вот-вот должно было получиться влажное желтое, как только что вылупившийся цыпленок, масло, а Саши все не было. Катерина привыкла, что сын приходил поздно, часто затемно: ведь он был единственным врачом в селе, к тому же хирургом. «Случилось что?» – стала волноваться Катерина. «Ты все равно его потеряешь… потеряешь… потеряешь» – зловещее предсказание Вовихи не давало покоя.

Но вот скрипнула калитка. Катерина поспешила навстречу:

– Саша?

Саша вбежал в дом и, не в силах скрывать радость, обнял Катерину:

– Мам, я женился.

– Как женился?

– Да вот сегодня в милиции, в ЗАГсе. Смотри – «Азбуку коммунизма» подарили. – Саша положил на стол книжку.

– Что ты говоришь такое, сынок? Не заболел ли?

– Нет, мама. Ей-богу, женился!

– И не сказал, не посоветовался?

– Знал, что поймешь.

– Так на ком же, Саша?

– Я же говорил тебе – Паня. Из Крутцов. Ты забыла, что ли?

– Как забыть? Но ты же с ней только вот недавно познакомился?

– А зачем ждать, если я люблю ее? И никто мне никогда так не нравился, как она.

– Может, ты должен был жениться?

Саша покраснел и нахмурил брови.

– А, ты об этом? Нет, не должен. Она порядочная. Не ожидал я, мама, что ты вот так.

– Ну что ты, Саша, милый мой. Но куда ж ты так поторопился? Присмотрелся бы. С хорошей наживешься, а с плохой намаешься.

– Мама, ну как же ты! Как объяснить тебе? Я увидел ее, и все ясно стало!

– А что за семья у нее?

Саша замялся:

– На что мне семья? Я же не на семье женился, а на ней!

– Ох, сынок, сынок. Говорят же: посмотри на тещу – жена такая же будет.

– Все это глупости, мама. Пережитки. Ты бы видела, какая она хорошенькая!

– Хорошенькая! Они в девках-то все хорошенькие бывают! Откуда только плохие жены берутся?

– Ну почему ты сразу про плохое? Ты даже не видела ее! Я так и знал, что вы с отцом отговаривать меня начнете!

– Что же тут отговаривать, Саша? Уж дело сделано. Но все понять не могу, почему ты как полагается не женился? Познакомил бы. Посватался. Или ты только у нас не спросил, а ее родители знают?

– Не знает никто. Ты первая. Мама… Я уверен, что Паня тебе понравится, уверен!

– Ох, Саша… Как же так… Но что же делать? Приводи.

– Так я мигом!

– Дай хоть стол накрыть. Не готова я совсем.

Катерина задумалась. Карточки на продукты уже отменили, но и купить что-то особенное к праздничному столу было невозможно.

– Только ты, мам… Можешь отца сама предупредить?

– Нет уж, милый мой. На женитьбу смелости хватает, а отцу сказать меня просишь. Давай-ка уж сам!

– Умоляю тебя, мама! Подготовь его. Только ты сможешь.

Катерина посмотрела на Сашу. Не могла на него сердиться. Представила, как гнев Александра в полсчета мог разметать всю Сашину радость, и сжалилась:

– Ну ладно, поговорю. Иди с Богом!

Саша, воодушевленный, убежал, а Катерина опустилась на лавку и задумалась: «Уж не ревнуешь ли ты, Катерина? Не из тех ли ты свекровок, что не хотят свою кровиночку чужой женщине отдавать?» Катерина прислушалась к себе. Представила Сашу, как он обнимает свою молодую жену, нежно целует ее. Но ничего в ней не вздрогнуло, не шелохнулось.

«Боюсь я. Как мать боюсь. Всю жизнь тряслась за него, за Сашу. Каждый день молилась, чтобы жив-здоров был, счастлив. Может, зря я? И жить будут душа в душу? Как бы не порушить чего».

Катерина вышла в темный, еще не прогревшийся с зимы коридор и позвала Александра. Уже много лет не поднималась по скрипучей узкой лестнице в мезонин, где теперь отшельником жил муж. О чем он думал? Что делал там, когда затемно возвращался из совхозной конторы? Катерина не знала, слышала лишь глухие шаги, меряющие эту чужую ей комнату наверху. Александр приходил к Катерине, лишь чтобы поужинать или если нужно было посоветоваться насчет хозяйства. Но и тогда говорили мало, скупо отмеривая каждое слово. Они больше не вспоминали прошлого и не мечтали о будущем.

– Случилось что? – Александр сел на лавку. На носу остались очки, которые он в спешке забыл снять.

– Ты присядь. – Катерина налила чаю.

Узнав о том, что сын женился, никому не сказав, Александр выдавил с досадой:

– Вот дурак.

Было заметно, что он сдерживался, чтобы не сказать большего, не начать кричать, обвинять Катерину.

Катерина вздохнула. Как успокоить мужа? Ведь совсем скоро должен был прийти Саша, привести молодую жену. Нельзя было, чтобы Саша поссорился с отцом, особенно в такой день.

– Полюбил. Что же теперь? Даст Бог, к лучшему.

– Может, сходить отменить все? Сказать, погорячился парень, а теперь передумал?

– Он взрослый уже. Сам так решил, никто не заставлял. Его право, – почти ласково уговаривала Катерина.

– Не пойму тебя. Или тебе все равно? Ты же с ним нянькалась всю жизнь? В рот ему глядела?

– Сам решил. Пусть.

– Эх, всю жизнь теперь жалеть будет.

Катерина смотрела на Александра и думала: «Как он постарел. Как жаль его. Столько лет прошло, забываются обиды. Да что там? Вся наша жизнь забывается. Вот я смотрю и страдаю за него. Как он мучается, как глупо проживает свою жизнь. Ради чего живет? Нет у него смысла. Нет цели. Ничего и никого у него нет. Разве только Глаша. Легкомысленная папина дочка – выйдет замуж и забудет про него. Да фотокарточки актрис, которые он где-то добывает, – Глаша проговорилась. Марина Ладынина, Любовь Орлова, Зоя Федорова, молоденькая Нина Алисова. Чахнет в своем мезонине, как паук, и засматривает их до дыр часами. Слабый, нелепый человек».