Валерий Туринов - На краю государевой земли

Байгул-бакши стал рассказывать дальше.

От Чагир-хана сбежали девять пленников, родом из Еушибинской земли. Язык у них, пленников, колмацкий. Земля же их, Еушибинская, смежная с Лабинской. А Лабинская земля находится по эту сторону Китайского царства. Но Чагир-хановы люди поймали семерых беглецов. А два пленника все-таки добежали до Алтын-хана. И Алтын-хан расспрашивал их. И они рассказали, что тот Чагир-хан пришел из-за Китайского царства, с полуденной стороны. Шел же он подле моря сухим путем на конях. Но они не знают того, сколько Чагир-хановы люди шли: месяц или больше до Китайского царства, и как далеко их Чагир-ханова земля за Китайским царством…

Монгол сообщил новые подробности неизвестные до сих пор московским властям.

С Китайским царством была смежна не только Лабинская земля, но и Еушубинская и Желтые мугалы. И Чагир-хановы люди во всех этих землях побили тех людей. Чагир-хан же возит с собой зачем-то немногих лабинских людей. А первой дошла к Алтын-хану весть, что случилось с Китайским царством и с Лабинским. А люди с Чагир-ханом многие. Платье на них, сказывают, тулупы, а бой у них пищальный и лучной и копейный…

— А ну спроси у него, где сейчас Чагир-хан? — велел князь Иван Енечке. — В Китайском ли царстве или в другом месте? И как далеко от старого алтынова кочевья?..

— Те пленники сказали, что они шли до Алтын-хана месяц, — сообщил монгол. — А в ту пору Алтын-хан кочевал у озера Упсай, за Кемчиком, за полтора днища. Стоит же Чагир-хан по эту сторону Лабинской земли.

Он замолчал, не зная, следует ли сообщать что-то, что пока только надумали у Алтын-хана.

Потом он решился, стал объяснять.

— Хотят, мол, собраться вместе Алтын-хан с черными калмыками, с тайшами с Кайканом, Сарычем, Далаем и Контаем. Промышлять же им над тем Чагир-ханом и его людьми у гребня, у Саянова камня… Потому что проход через Саянов камень один, щелью. И кроме того места Чагир-хану к ним никак не пройти.

Переговорив еще с монголом, в съезжей поняли, что у него выпытали все.

Татев еще раз напомнил дьякам, чтобы посланнику и Енечке давали государево жалованье, корм и питье, пока они будут в Томском городе.

— А ты сам, Енечка, с чем пришел в Томский? — спросил он киргиза. — От своих князьцов или от улусных людей? И что они с тобой приказывали? Не челобитные ли о прежних своих винах?

Енечка, когда разговор зашел о нем, оробел.

Князь Иван, заметив его испуг, стал изводить его дальше.

— И готовы ли они прийти шертовать к государевой милости в Томский город? Молчишь!.. А может, везут государев ясак за нынешней год? Да недобыльный за прошлый!?.. И скоро ли князьцы и улусные лучшие люди будут в Томский город?

Енечка насторожился, не понимая, почему воевода повернул дело так круто в сторону от посольства Алтын-хана. И хотя он растерялся, все же стал объясняться с воеводой.

— Пришел только с алтыновым посланником для толмачества… А от киргизских князьцей и от улусных людей никакого приказу ни о чем со мной нет.

— Ну, ладно, раз нет — так нет! На этом сегодня все! — сказал Татев, завершая первый день переговоров с посланником Алтын-хана.

День оказался долгим, расспросы длинными, утомительными, из-за перевода через посредника.

И князь Иван с удовольствием подумал о чарке водочки вечером дома, чтобы затем спокойно поразмыслить обо всем, что стало известно.

Служилые в избе удивленно посмотрели на него.

«А вдруг прибил кого-нибудь!» — вспомнил он, как проводился тут, в Томске, сыск о князе Шаховском, который перепил вот также у кого-то на именинах, да нечаянно зашиб до смерти толмача… «Не рассчитал силу-то!»

Лицо у него перекосилось, он схватился за живот, попросил дьяка:

— Потом зачтешь, невмоготу что-то! Пошли кого-нибудь до Якова, да скажи: пусть захватит свое питие!

Тухачевский отпоил его. Князю Ивану полегчало еще и оттого, что он как бы между прочим спросил его, все ли служилые в остроге живы. На что Яков утвердительно кивнул головой. И князь Иван успокоился животом и снова взялся воеводить.

А надо бы сказать, что Тухачевский отменно лекарил. Он разбирался во всяких снадобьях и удивлял даже сведущих в этом отношении местных знатоков, пользующихся тайнами тайги, ее живительной силой.

Тем временем о положении с посланником стал докладывать Тараканов.

— Ефремка научил посланника играть в зернь. И тот напрочь проигрался, чуть не до портов, — доложил он и виновато отвел в сторону глаза. Он отвечал за безопасность посланника и приставил для этого казаков, в том числе и Ефремку. И вот теперь казаки подвели его. — Жалуется, говорит, те меха в припас были, на корм, в обратный путь.

Ефремка же, у которого Федька искал в погребе кота макуйли, был мастером не только по части выпивки, но и в разных играх. Он дулся в карты, играл в зернь. Вот только до шахмат он оказался не охотник.

— Ах, сучий сын! — взвился князь Иван. — Тащи сюда немедленно этого Ефремку! Ну что стоишь! — закричал он на Тараканова. — Пристав ты или баба! И кого на караул-то ставишь?! Думать надо!

Тараканов ушел.

— А ты давай дальше! — сказал князь Иван дьяку, раздраженный тем, что все здесь в городе сразу же расползается, стоит только ему чуть приболеть… «И все, все нужно делать самому! Ни один не пошевелится!» — молча стал возмущаться он, покрываясь красными пятнами.

— Князь Федор наказ прислал из Тобольска, по Енисейску, — осторожно начал Баженка, ожидая новой вспышки гнева воеводы.

— Телятевский мне не указ! Своим столом хожу! — тут же отрезал князь Иван. — Томск того же разряду, что и Тобольск! — твердо заявил он. — Половиной Сибири ведаю!

Выкрикнул он это с вызовом. Затем, видимо, одумался, вспомнив, что не раз уже были сыски в Москве, когда воеводы вели себя самовластно здесь, в далекой Сибири, замахивались на власть государя.

— Что еще там? — угрюмо спросил он дьяка, понизив голос, заметив, что тот стал как-то не по-мужски жаться, закрутил в руках еще какие-то грамотки, и не то забыл, не то не решается говорить о них.

Баженка что-то забормотал про мугальского хана, его посланника.

— Что ты мямлишь! — сердито оборвал его князь Иван, снова повысив голос. — Говори ясно, с вымыслом!

«С вымыслом, вымыслом», — недобро подумал Баженка, зная, что князь наказывает, а сам-то живет немысливо.

Видя, что дьяк осел от окрика, и не может ничего вымолвить, князь Иван встал из-за своего стола, подошел к окошечку. Дохнув на Слюдянку, покрытую изморозью, и, отогрев дыханием крохотный кружочек, он выглянул во двор: там, прямо перед съезжей, уже намело огромный сугроб, хотя зима еще и не начиналась по настоящему. Еще немного, и он закроет окошечко, придется откапывать… Уже подходила к концу первая неделя ноября, и пора было отпускать посланника Алтын-хана. Все что нужно выспросили у него: и об Алтын-хане, и о Чагир-хане… Вести-то о последнем уж больно тревожные. Слишком много уже повоевал всего: и Китайское царство, и Лабинское. Вот и Алтын-хан побежал от него, защиты просит… Для этого дела надо отправить кого-нибудь: проведать об условиях холопства Алтын-хана, и о Чагир-хане, как пройти до него…