Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Кехсэй-Сабарах гонит от себя эти мысли, ничего доброго не сулящие. Но не может прогнать. Мысли иногда неподвластны воле человека… А как стало бы ему легко, если б можно было по своему желанию напрочь забывать обо всех невзгодах и тяготах. Но нет, мысли вновь и вновь сами нанизываются на некую нить, словно бусины в чётках последователей Будды или Магомета, и снова перебираешь их, и хочешь найти разумный выход из их вереницы…

Дивно, как вместе с жизнью меняется сам человек. Так заяц к зиме белеет, а к теплу – русеет.

Взять хоть этих вождей разных племён, что столь упорно сейчас навязываются к найманам, всего два-три года назад к ним самим было не подступиться. Каждый из них принимал Кехсэя и других посланцев лишь после долгих ожиданий, порой унизительно долгих. Но и добившись приёма, от них нельзя было ожидать сколь-либо определенных ответов, до того спесивы были эти мелкие предводители, пыжившиеся как китайские императоры. А какие толпы придворной челяди теснились подле них, сколько советников и прислужников! Вот уж точно: чем народец меньше и немощней, тем вожди его чванливей и спесивей…

Небо уже множество дней не посылало на землю ни капли дождя. И листва, и травы стали вянуть и жухнуть, а почва – трескаться. Но, наконец, хлынул долгожданный ливень. И всё в природе возродилось и ожило.

Сюбетей улыбался, видя, как спозаранку засуетились в полях земледельцы, как радостно обихаживают они ростки и всходы, напитанные живительной влагой. Но он радовался ливню не как земледелец, а как военачальник. В засуху даже несколько лошадей поднимают копытами такие столбы пыли, что они видны издалека. И твоё появление издали замечает враг, и ты не укроешься от его взора. А сейчас никто не заметит твоего приближения. К тому же в пышной зелени может затаиться хоть целый мэгэн. Здорово!

Как только почва насытилась водой, Сюбетей приказал нескольким мэгэнам двинуться к северным безлюдным горам и укрыться там.

Китайцы уже привыкли к своим новым странным соседям, не только людям, но и травам, посевам вреда никакого не приносившим, и перестали обращать внимание на их передвижения. Чтобы обмануть соглядатаев, которые непременно должны быть среди мирных жителей, мэгэны сначала одолели скорым ходом на юг расстояние примерно в два кеса, в два конных перехода, а потом внезапно повернули на запад.

Лазутчики, побывавшие в крепости Чапчыйал, сообщили в те же дни, что там сосредоточено невиданное число пехоты. По одним сведениям – двадцать тумэнов, по другим – аж тридцать.

– Как же их много! – качали головами монголы. – И как это им удаётся такую прорву прокормить, ведь они, в отличие от нас, не охотятся и не рыбачат?!

– Так мы же одно только мясо едим, а они овощами питаются, всякой зеленью и мучной похлёбкой.

– И всё равно, попробуй-ка трижды в день кормить такую тьму народа! Наверно, множество вьючных верблюдов им требуется…

Тойоны поняли: все эти разговоры идут от тревоги и даже от страха перед громадой китайского войска.

– Пусть их много, но они пешие, а мы конные. Не стоять же нам, дожидаясь, пока они нападут на нас?!

– А сколько у них конницы?

– К счастью, немного. Всего два-три…

– Тумэна?! О, это сила!

– Да нет же, други – два-три тумэна это так себе. Они в тяжелых доспехах и притом у каждого воина лишь один конь, сменных коней нет, так что за нами им не угнаться.

– Вот это уже к добру!

Сюбетей одобрительно внимал разговорам тойонов с нукерами: в основном они правы. А всё же опасаются слишком явного численного преимущества китайцев. Что и естественно: ведь до сих пор в битвах монголы встречались с противником, который превосходил их числом самое большее раза в три-четыре и побеждали. Но на сей раз и подумать-то страшно – перед ними войско, десятикратно превосходящее их числом…

Непременно следует повернуть суждения тойонов в должное русло, чтобы тревоги и опасения не взяли верх над доблестью. А для этого надобно навести порядок в думах тойонов. Ведь к ошибкам и неудачам могут равно приводить как преувеличение опасности, так и пренебрежение ею.

Сюбетей значительно кхекнул, и тойоны, давно ждавшие его слова, тут же смолкли. В большинстве своём они намного старше его по возрасту, но все же жаждут услышать любое слово своего «юного тойона» – так они с гордой радостью называли его за спиной. Знали: он слов на ветер не бросает.

– Да, нас не много. Но мы – подвижнее, ловчее, и разве мы на своих конях дадимся им в руки? Так что их многочисленность особого значения для нас не имеет. Более того, оно даже и выгодно нам.

– Это как же?

– Да чем больше, тем они неповоротливей: начнется давка и неразбериха – один наш напор, и они ударятся в панику!

Тойоны молчали. Но лица их просветлели: заметно было, что их покидает напряжение гнетущей тревоги, уходит оцепенение, уступая место душевному подъёму.