Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Заметив этот взгляд, старик внутренне вздрогнул. Уж очень он напомнил в этот момент Джамуху.

– Не знаю, как вкратце сказать… И как можно судить о мощи войска по воинам, которых выстроили на площади перед казармами? Если б посмотреть на них во время настоящего сражения… Но лично я не нашел того войска, о котором ходит столько легенд; более того, вернулся с самыми дурными предчувствиями…

– Хорошо! Расскажи-ка подробнее! – Кучулук обрадовался, вскочил, зашагал взад-вперед.

– Подробностей не так уж много – кроме того, что мы уже знаем о них… Разве что некоторые свои мысли выскажу, – сказал старик, неприятно пораженный и удивленный этой странной и нездоровой радостью сегуна. – Да, слабо его войско… А что, разве султан не единственный твой возможный союзник против Чингисхана?..

– Так-то оно так, но слишком уж он возносится. Меня ни во что не ставит… говоришь, опять спрашивал о гур хане? Будто я не славного ханского рода, а выскочка, готовый предать благодетеля и отца моей жены, бродяга безвестный, только здесь ставший человеком…

– Ты поступил правильно. Самое дорогое для человека в этом мире, что останется после него – это его доброе имя, – сказал Кехсэй-Сабарах; и вдумчиво продолжал: – Но ты учти еще и другое: может статься, что он намеренно ставил так вопрос о гур хане, чтобы оттянуть дело о прямом союзничестве, притормозить его, иметь хоть какой-то видимый предлог для этого… А весьма благосклонной встречей со мной, допустим, прикрыть свое нежелание союза. Набрались они там арабских тонкостей, считают искусниками себя… Но жизнь куда сложней хитростей человеческих и требует дела, а не хитросплетений праздного ума. Чем выше забираешься по лестнице власти, чем сильнее становишься, тем больше судьбы стран и людей становятся зависимы от твоего решения… И если вы сейчас не найдете общего языка с султаном и не заключите союз, Чингисхана ничто не остановит…

– Это только сказать просто: «найдите общий язык»… Но как, если он не хочет? – гневно процедил сквозь зубы Кучулук. – Как его убедишь?

– Я сделал, сколько мог. А теперь надо бы встретиться вам самим… Обязательно надо, непременно! Много о чем могут говорить правитель с правителем. Не надо ограничиваться чем-то одним, попробуй другими путями идти к его разуму. Приготовь заранее уступки, выгодные предложения. На худой конец, согласись даже на помощь против Багдада – но только после того, как отобьем монголов… Ищи, советуйся с гур ханом, его мудрость еще не исчерпана.

– Хорошо… – Кучулук закусил губу, долго молчал, затем спросил: – Ну, а ты что намерен делать?

– Хочу пока вернуться к себе домой.

– Останься хоть ненадолго, много о чем мне нужно с тобой посоветоваться.

– Лучше не надо… Любое окружение бывает ревниво, не понравится им…

– Ну, нет! Я их быстро на место поставлю! Уже поставил.

– Не болтай ерунды… – позволил себе рассердиться Кехсэй-Сабарах. – Ни один правитель не управляет страной без своего окружения. Не ссорься с ними, лучше учись поворачивать их и поодиночке, и всех вместе в том направлении, которое тебе нужно… Действуй осторожно, времена шаткие очень. Как бы ни был разгневан, раздосадован кем-то из них или чем-то, никогда не забывай, что даже самая малая твоя несправедливость, промашка может быть так раздута потом… Но несколько дней побуду.

– Хорошо…

Чувствовалось, как нелегко здесь Кучулуку, как одиноко ему в чужой пока стране. А станет она своей лишь тогда, когда у них с хотун появится наследник – законный, рода и крови гур хана… При расставании старик сделал вид, что не замечает, как от волнения отводит он глаза, катает молодые желваки. Не хочет его отпускать, бедный… Но что поделаешь, только так обретается самостоятельность, полная ответственность за всё, тобою сделанное. Да, тяжелая это ноша – быть сегуном войска великой страны и в то же время – еще не законным правителем ее… И все-таки старик остался сейчас доволен своим воспитанником: заметно вырос умом, развился, нужда заставила думать, а не рубить сплеча. И прежний его крутой, необъезженный нрав как-то выровнялся, запряженный в громоздкую арбу государственных дел, стал сдержанней… Да, в этой упряжке резво не поскачешь. Тут надо упорно, день ото дня, год от года тащить, не упуская из виду главную дорогу, глядя вперед.

Совсем не зря единая для всех земля делится людьми на страны, заселенные разными народами. Иная страна – иная в ней и жизнь. С первого же дня, как Алтынай ступила на землю уйгуров в качестве невестки, для нее началась совершенно иная, трудная, ничем не похожая на прежнюю жизнь.

Выдержала, может, только благодаря науке бабушки, которая, предвидя все это, заранее приучала ее к суровой, почти неизбежной судьбе ханских дочерей – стать невесткой, мужней женой в чужой стране. И эта наука теперь стала ее главным щитом. Не сказать, чтобы избалованная, но никогда в прежней жизни не слышавшая грубого слова, повышенного тона, не видевшая косого взгляда, она вдруг оказалась совершенно одна в чужом краю, если не считать взятой с собой немногочисленной прислуги да приписанных, в качестве постоянного сопровождения и охраны, двух мэгэнов своих воинов.

Не зря ее третья молодая мать Усуйхан-Хотун, оставшаяся главой Ставки вместо умершей бабушки, сразу же заподозрила что-то неладное, едва увидев нареченного уйгурского жениха хана Барчука – по некоторой суетливости поведения, отсутствию должного ханского достоинства, неприбранной внешности, даже по тому, что он не смотрит почему-то никому в глаза… И раньше всех сделала предположение, что дома у нового зятя не все благополучно, что-то там творится малоприятное, иначе с чего бы такой прибитый вид у хозяина, почему он робок так и невнятен в словах и поступках…