Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Да, это действительно великое счастье! – воскликнул хан, несказанно обрадовавшись. – В таком случае я назначаю эту девочку Хотун одной из самых лучших улусов сих земель – долины Фергана! Я сказал! Вы услышали!

– Ты сказал! Я услышал! – Воскликнул Аргас весь в слезах от радости, он не помнил даже, как оказался на коленях перед ханом, видимо, сработала многолетняя привычка.

Тут же в сурт пригласили чербия с синим дэптэром под мышкой, чтобы записал указ хана.

Хан в последнее время опять часто стал раздражаться по всяким пустякам, впадать в мрачное настроение. О чем бы ни распорядился, что бы ни поручил сделать, ничего никто не может выполнить так, чтобы он остался полностью доволен. Обязательно нужно несколько раз объяснять, добиваться, чтоб сделали до конца или же стоять и наблюдать, чтоб исправили допущенные ошибки. Как это мучительно! Если они не способны осуществить то, что уже придумано другим, обсказано, готово уже почти, как они смогут распоряжаться собой и другими, когда останутся одни? Как?!

Мелкие люди… Тревожит, что становится все больше людей, не способных думать широко, с узкими мыслями, короткими думами… Куда ни повернись – всюду они… Или так кажется с досады и злости? Просто невозможно становится… Более того, отсутствует признание ограниченности собственных возможностей. На соперничество, интриги, стычки у них и силы находятся, и находчивость. Больше всего преследуют тех, кто лучше, умнее, талантливее, у кого больше возможностей. Почему же так? Неужели, как говорил когда-то старик Аргас, такова уж подлая человеческая сущность? Больно видеть, что даже очевидно добрые деяния начинают ценить и понимать только когда прольются кровь и слезы, только тогда начинают их заново осмысливать.

Видимо, и добро, и зло имеют свои невидимые границы, которые кто-то когда-то начертил. И добро, совершенное тобой без учета этого, оборачивается бедой в сотни раз несоизмеримых размеров. Внемлешь мольбам жителей осажденной крепости, пойдешь им навстречу, окажешь милость – обязательно потом получишь мятеж, восстание, итогом которых станет в десятки раз больше смертей, чем было спасено… Вот поэтому, видимо, ты должен руководствоваться не своей волей, не своим умом и разумением, а той самой невидимой чертой человеческой натуры. А это грустно… В таком случае приходится уделять больше внимания лишь самым низменным, гнусным сторонам человеческой природы. Потому что в конечном итоге получается, именно это определяет характер событий и обстановки.

Хан помотал головой, словно стараясь отогнать дурные мысли. В такие моменты все вокруг кажется таким отвратным. Это, конечно, тоже перебор. Во всем нужно держаться золотой середины. А вот определение этой самой середины – тоже другая тема. Без сомнений ничего никогда не бывает. Обязательно нужно все взвесить, измерить, и только потом раздавать указания. Без этого сразу же начнешь совершать ошибки, громоздить одну ошибку на другую.

Зазвенел звоночек, извещая, что к задней стене сурта кто-то подошел.

– Ну? Слушаю.

– Боорчу пришел.

– Боорчу?! – Хан вздрогнул от неожиданности.

Это тот самый парень, который родился, когда его старший брат Боорчу ушел с Тэмучином искать угнанных грабителями лошадей. Чтобы запутать злых духов, ему дали имя старшего брата, в то время неожиданно пропавшего в степи. Это он пришел. Когда более десяти лет назад Боорчу погиб в Китае, хан велел назначить этого парня сурджутом, и сейчас он занимается разной мелкой организаторской работой.

По внешности, по стати своей настолько похож на своего брата, что каждый бы вздрогнул, увидев его, но от ума и таланта старшего этому несчастному ничего не досталось. Как говорится, что он, что дерево. Спрашивать у него что-то без толку. Может лишь пересказать то, что видел воочию, но чтобы как-то осмыслить создавшуюся обстановку, предположить, что за этим может стоять, бесполезно! О, каким человеком по сравнению с ним был старший Боорчу! Скажешь ему что-то – он тут же тебе выдаст пять возможных ответов. Умный человек всегда постарается сперва собрать воедино, обдумать все увиденное, разобраться в нем, найти причины и корни…

С тех пор, как внезапно погиб Боорчу, словно отвалилась какая-то часть его самого. Горше всего, пока жив человек, никогда не можешь понять, насколько он необходим, только потеряв, начинаешь тосковать. И каждый раз так… Но уж слишком выдающимся был Боорчу человеком. Кто сравнится с ним? Даже пытаться сравнивать не стоит. Если мерить по Боорчу, то, несомненно, все люди покажутся дураками. Кто может сравниться с Хубулаем, Джэлмэ, Сюбетеем и Джэбэ, которые сегодня находятся рядом с ним? Тоже нет. Так что требуется особое отношение к выдающимся людям, нужно их выделять, держать особняком. Потому что рядом с ними простые люди начинают чувствовать себя ущербными, подавленными. Из-за этого, сами того не сознавая, начинают их тихо ненавидеть. Несчастный Курбан, видимо, стал жертвой такой же ненависти… Трудно даже предположить, сколько у них было подобных потерь.

Хан поднялся, заложил руки за спину, зашагал взад-вперед. Потом лег, подложив руки под затылок, молча смотрел на плывущие мимо облака в отверстие для выхода дыма. И вдруг, вздрогнув, рывком сел на постели… Он вздремнул немного или это было наяву? Показалось, будто сверху на него пристально смотрел голубыми глазами седовласый старец с светозарным лицом.

Если начать считать все заслуги старика Аргаса перед Илом за всю его жизнь, то нужно признать, что в основном он воспитал целую плеяду тойонов средней руки, хотя и с крепкой выучкой. Оказывается, как ни старайся, сколько ни ищи, невозможно ни воспитать, ни найти выдающихся людей больше того, сколько дано.

Видимо, сколько должно родиться таких людей решает один Бог. Наверное, Господь Бог лично творит их, возлагает на них великие задачи, наделяет соответствующими их предназначению внешностью, статью и судьбой…

Хан в такие моменты всегда вспоминает буддийского учителя Чанг-Чуна. Что же он говорил про это? Как много, оказывается, он не успел спросить у мудреца! За такое короткое время невозможно охватить все хитросплетения жизни. И только поражаешься, когда со временем раскрывается истинный смысл высказываний великого старца, в основном казавшихся не имеющими отношения ни к чему конкретно, совершенно непонятными. Оказывается, он нарочно закутывал свои ветвистые мысли, прятал, путал следы, чтобы сами дошли до сути потом, если сумеют. Это первое.

А во-вторых, удивительно и то, как одно простое высказывание может раскрыть тайну нескольких сложных понятий. Сперва пропускаешь мимо, не поняв ничего из этих полунамеков, каких-то странных словосочетаний, но потом вдруг постигаешь их простой, но очень глубокий смысл.