Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Четыре года назад Чанг-Чуну, кажется, исполнилось 72 года. Говорят, в молодости он был человеком выше среднего роста, кряжистым, полноватым. Но за последние десять лет высох, сгорбился, стал совсем маленьким. Кто может сопротивляться тяжкому дыханию дум? Говорят же, что нет ничего более изнурительного, чем думы, переживания. А ведь Чанг-Чун – и есть тот самый единственный великий человек, пропустивший через свой ум, свое сердце весь сгусток сомнений, переживаний, горестей всего рода человеческого. Какому простому человеку под силу это? Могучий водопад мыслей вряд ли выдержит и камень.

– Слышал, многие правители, властелины мира, в том числе даже китайские цари, пытались завести с тобой знакомство, хотели встретиться, но ты отказывался… И кланяюсь до земли, преисполненный благодарности за то, что принял именно мое приглашение, я же особо и не надеялся, что решишься отправиться в столь далекое путешествие, – сказал хан при первой встрече.

– Что ты, что ты, как бы ни была велика твоя благодарность, не надо кланяться мне, поклонись высокому Богу своему. Я-то что? Всего лишь старый мешок, наполненный разными болезнями, грехами и дурными мыслями… Прожил свою жизнь вольно, как горное животное, с единственной лишь целью восстановить прерванные, утраченные связи между Высокими Божествами и родом человеческим, соединить эти разорванные нити.

– Но твое славное имя гремит на многие и многие страны. Твои слова объясняют сомнения и мучительные раздумья множества людей.

– Не знаю… – с лица Чанг-Чуна слетела постоянная мягкая улыбка, оно стало суровым; он посмотрел ему прямо в глаза. – Знаю, как часто заблуждаются несчастные люди. Но сомневаюсь, что даже услышав, они верно истолкуют мои слова. В основном человек из множества ветвей дерева мысли выбирает только ту ветвь, которая ему ближе, нужнее, выгоднее и легче для воплощения в жизнь именно сейчас, а это – не всегда правильный путь.

– Но почему нет одного-единственного верного решения для неясного, запутанного случая? Почему мысли у человека имеют столько направлений и ответвлений?

– А ты посмотри вокруг, разве видишь что-нибудь без ответвлений, без дополнительных русел или без тайных уголков? Посмотри на горные ущелья, на русла рек и речек, на ветви деревьев. Все вроде бы похоже, но все неповторимо, особенно. Точно так же и мысли человеческие каждый раз оказываются похожими на творения природы, – Чанг-Чун испытующе посмотрел на хана узкими прищуренными глазами.

– Каждый старается все упростить, выпрямить. В этом лежит корень многих наших ошибок. Но самое досадное – каждый раз повторяешь эту ошибку, хотя прекрасно о ней знаешь.

– Да разве только это? В человеческой природе намного преобладает влечение к греховной стороне жизни, – Чанг-Чун сморщил тонкие губы в гримасе усмешки. – Зато Святые Деяния совершаются лишь силой воли, принуждением мысли.

– Но почему?

– Значит, Создатель нас такими придумал…

– Я об этом догадываюсь, но не могу понять, зачем? Поражает неспособность человека обдумывать увиденное глазами и делать выводы. Удивительно, вот поговоришь с каждым по отдельности, вроде все понимают совершенно правильно все, но стоит собраться вместе множеству людей, так сразу же они превращаются в стадо, не способное внимать разумным речам, понимать их.

Чанг-Чун опять усмехнулся и молча посмотрел на хана. Без всяких сомнений, он точно знал ответ, прекрасно понимал, но почему-то не захотел сказать об этом. Почему? Что он может скрывать? Со дня смерти матери хан еще не встречал человека, явно превосходящего его самого по всем данным, видящего насквозь все его ошибки и промахи и сразу же указывающего на них. Перед этим сморщенным, сгорбленным и худющим стариком хан почувствовал себя прежним лопоухим маленьким мальчиком. Обширные знания, умение понимать сложные вещи – великая сила…

– Есть такое понятие, как уровень, – тихим, без нажима, голосом продолжал не спеша говорить Чанг-Чун. – Есть уровень моря, озер и уровень горной вершины… Горное животное, напившись из озера, взбегает по склону до самой вершины… Оттуда видны далекие горизонты, но он не меняется от того, что забрался на вершину.

Хан пытался понять, что имеет в виду старик, но не смог в тот момент. Какой уровень? О каком уровне он говорит? Обычно он себя уподобляет горному животному.

– Многое не открыто… – вдруг сказал старик и замолчал, словно высказал все, что должен был сказать.

Что не открыто? Все какими-то намеками, загадками, половинчато…

– Добро и зло… Святое деяние и Грех. Но сложно разобрать, что есть грех, а что святое. Оба понятия переплетены, словно две нити тонкой витой волосяной веревки из светлых и темных конских волос. Потому и сомневаешься на каждом шагу, все приходит к тебе с мучениями, сомнениями. Только тот выбирает правильный путь, кто много раздумывает.

– Но это так трудно, так изнурительно…

– Выбирать всегда сложно. Потому что многое не открыто.

– В жизни много непонятного. Сколько бы не силился, осмысливая, обдумывая, невозможно достичь конца, истинного начала.

– Это бесполезно… – сказал вдруг Чанг-Чун и опять посмотрел на хана испытующим и пристальным взглядом. – Невозможно постичь Божий промысел, понять это и даже предположить, из каких соображений и с какой целью он создал этот мир, солнце и луну, животных всяких и род человеческий? Только ему одному это ведомо. Сколько ни изучай – многое нам не открывается, видимо, и не будет открыто. Так что нам не дано понять и постичь многое.

– Но как же… Значит, сколько бы человечество не накапливало знаний, опыта, оно не сможет развиваться… Неужели мы так и будем кружить, как заблудившиеся дети?

За эти прошедшие четыре года Чанг-Чун стал для него словно второй половиной. Стоит в чем-то засомневаться, сразу вспоминает почтенного старца, пытается разгадать тайну загадочных слов. В самые решающие моменты во сне разговаривает с ним, совсем как наяву. Но сон, который он видел несколько дней назад, поселил в душе смятение.

Ему кажется, будто его будит Мухулай:

– Тэмучин, вставай, приехал сам Чанг-Чун. Нельзя заставлять так долго ждать почтенного старца.

– Но как же так?! Как старик успел обернуться за столь короткое время, ведь места-то не ближние?! – сев рывком на постели, спрашивает хан.

– Нужда заставила, вот и пришел, – откуда-то из темноты раздается звонкий голос Чанг-Чуна. – Ну, давай, собирайся. Нам с тобой велели вместе отправляться, спутники мы с тобой…

– О, это хорошо! – Хан отвечает без всяких раздумий, словно ему заранее известен предстоящий путь. – А когда отправляемся?

– Завтра…

Странный сон… Чанг-Чун тот старец, что просто так во сне являться не будет. О многом говорит и то, что в качестве тэнгсика с ним прибыл Мухулай, умерший в прошлом году. Только одно может быть толкование у этого сна: «Велели вместе отправляться…», «завтра»… Значит, на следующий год? Получается, так. Значит, так было предназначено Господом Богом еще до его появления в этом мире в облике человеческом. Только несчастный человек проживает свою жизнь в мучительных сомнениях, не зная, не умея угадать, какая же ему уготована судьба, в чем истинное его предназначение. Многое для него не открыто. Только может догадываться, предполагать, толковать о невидимом с помощью вот таких снов…. Иногда верно, но в основном – все мимо…