Николай Лугинов - По велению Чингисхана

А ведь в детстве его считали чуть ли не юродивым среди сыновей Алан-Куо, рожденных от света, что утром уходил в дымовое отверстие сурта, исчезал, словно желтый пес. Вот теперь он звал умных или умничающих братьев объединиться, звал в который уже раз, однако они просили у своего младшего одного войска, войска, войска…

Степь – это степь. Над колыбелью бесчисленных племен и народов бесконечно играют в догонялки то засуха, ввергающая всех насельников в крайний голод, то ледяные ветры и джут, убивающие скот, что тоже означает голод. Такая вот игра-хабылык [1] Хабылык – якутская национальная игра. – Прим. автора . , ведущая к погибели. Краткое весеннее буйноцветье – лишь припарка на незаживающей язве вечного страха перед голодом. Владения же Бодончора и его подданных эта кара словно бы обходила – они жили по-другому, нежели привыкли степняки, и делали общие запасы. Братья упорствовали на своем и ни в какую не шли на объединение, хотя и влачили жалкое существование. Бодончор тайно откочевал подальше от братьев, всюду неотступно следовавших за ним, не желая, однако, поступиться каждый своим первенством. Уже на них, ослабленных, сильные племена точили ножи, как некогда они сами на тюнгкэликов. Их уже теснили с пастбищ и угрожали местью. Как хищники набрасываются на ослабевшего, отбившегося от стада, так и чужие племена, сговорившись, напали на Бодончоровых братьев и разделили между собой их скот и людей.

В горячке Бодончор тут же хотел броситься на помощь братьям, но мудрые советники отговорили:

– Братья живы, а имущества у них небогато – все пустили по ветру. Так пусть же подумают на пустой желудок о твоих словах. Пустые кишки – лучший лекарь от дури. Нужно откочевать еще дальше! А когда воинственные племена успокоятся и ослабят охрану – мы их и проучим!

Так и вышло.

Через полгода об удалившемся Бодончоре забыли в степи, и ко времени наступившей жарыни воины стали избегать кольчуг и щитов, под которыми жестоко чесалось тело. Тогда Бодончор, двигаясь под покровом прохладных ночей, возник перед ними, словно кол из-под земли или молния, ударившая с ясного неба. Казалось даже, что врагам его лень обороняться – так они были подавлены и растеряны. Четыре рода под крылом Бодончора были отменными воинами и в том бою проверили свою силу.

Тогда старшие упали в ноги младшему, прося не давать их больше в обиду, а имущество – в трату.

– Будь нашим солнцем и луной, не отдавай на съедение степным разбойникам!

– Так вы же сами хотели уйти в разбойники! – делал вид, что удивляется, Бодончор. – Я освободил вас, и нечего теперь путаться у вас под ногами. Лучше поезжайте восвояси! Лучше убирайтесь восвояси! Вольному воля. Вот она перед вами, хоть на все четыре стороны! Опасно, боязно? Зато каждый сам себе владыка.

– Разве ты хочешь, чтобы мы были слугами в захудалых племенах? Разве тебе не дорого твое доброе имя?

– А что у меня за имя такое? Ведь я – худой Бодончор, некогда лишенный наследства своими же родными братьями ввиду недоумия!

– Забудь об этом, – устыдились братья. – Стань нашим ханом. Мы уговорим вождей всех племен нашего рода принести тебе клятву на верность, а слово твое станет для нас законом!

Путь был избран еще до рождения Бодончора. Путь, предначертанный всевышним Тэнгри.

Только ни он сам, ни братья его до поры не знали об этом. Знала Алан-Куо и следила за дорогой младшего сына из небесного своего сурта.

Никто не знал и о том, что близилась великая засуха десятого века. Где-то зрели великие перемены… Трагедия одних, триумф других…

Прошлой тревожной весной Джамуха окончательно отколол свое разнородное войско от обескураженных поражениями найманских сил и устремился на север Алтая. Под его водительством шли в набег пятнадцать мэгэнов-тысяч, и они завоевали два небольших и слабосильных племени хабханас и тюбя, что мирно ютились в бассейне рек Ийэ Сай – Енисей, что означает «материнское лоно».

Ни большой добычи, ни надежного пополнения с этой победой получить не удалось – племена, не ведущие войн, изживают себя: мужчины цепляются за бабьи юбки, но и юбку удержать не в силах, когда приходит захватчик и забирает их дочерей, невест и жен, обращая жилища в пепел, женщин – в рабынь и наложниц, мужчин – в безродных рабов, прислуживающих новым хозяевам.

Эти не имели тучных отар и овец, а коней держали только ездовых; верблюдов, ослов, мощных упряжных волов они и в глаза не видели, а кормились от реки и леса – ловлей рыбы и охотой. Всякий сурт жил наособицу, и эта их разобщенность позволяла Джамухе думать, что собрать из лесных племен единое маневременное войско в короткие сроки было бы попросту невозможно. Каждый отдельно взятый из юношей и мужей был привычен к тяготам кочевой и дорожной жизни, сноровист в излюбленном занятии добычи рыбы и зверя, но из них невозможно было сколотить мало-мальски управляемые отряды, а организованность в войске главнее одиночного умения, сноровки. Да и военного азарта в лесовиках не наблюдалось, а мир их был ограничен невидимыми стенами умения довольствоваться малым и видимыми стремнинами быстрых холодных рек, бегущих на север, буреломными лесами, восходящими в скалистые горы, куда, возможно, ушли самые крепкие и многочисленные из родов, населяющих эту местность. Джамуха смутно пожалел о допущенных жестокостях своих наймитов и сотоварищей. Дурная слава легче самой быстрой крылатой стрелы и собрать рассеянные по тайге и горам племена, чтобы присоединить их к воинству, было не по силам Джамухе.

Люди, раскинувшие стан ниже по горному склону, жгли костры, и белесый дым поднимался к Джамухе, пощипывая его глаза, привычные к дыму. Может быть, это призрак слез, и не дым ест их?.. Разве эта малая и бесполезная победа не похожа на большое поражение? Но кто над ним, кроме Господа Иисуса Христа?.. Андай. Тэмучин-андай торжествует и смотрит презрительно на бывшего своего сподвижника светлыми крапчатыми глазами. Тэмучин, который никого не терпит на своем пути, но в то же время попутно укрощает пламя вражды, и на которого люди не таят зла… где набрался он небесной мудрости?.. Он разметал род джуркинов, но лучшие воины из них присягнули ему. В прошлом году до Джамухи дошли слухи о восстании мэркитов, которые по своей воле присоединились к нему, Тэмучину, после победы над найманами. И это восстание заглохло, как затихает в детском кулачке ловко пойманная навозная муха… Просторная спина у андая, широкая, как море Байхал, прячущее в себе буйных духов водной стихии. Джамуха не раз видел, как светлые глаза Тэмучина темнели от гнева и сдерживаемой ярости, но и вода в котле кипит, а стенки его остаются гладкими: андай давал страстям отстояться, уйти в осадок, в ил. А ил этот становился на редкость плодоносным – на нем, похоже, возрастали сады великой Империи и давали тень успокоения каждому, кто бросал сюда семя.