Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Так говорил в их первую встречу сын Джэсэгэя-Батыра, и его плечи под овчинным тулупом подрагивали не то от холода, не то от волнения. С ледяной глади Онона несло снежной взвесью, а войлочные сапоги Тэмучина порядком поистрепались – он крепко сжимал ногами бока своей кобылки, грея ноги. Тогда Джамуха, сын вождя джайратов Кара-Хадана, угостил подростка сушеным мясом из своего дорожного кожаного мешка и сказал, как может сказать тринадцатилетний взрослый сопляку-одиннадцатилетке:

– Решившись однажды подчиниться кому-то другому в этом срединном мире и жить по его указке – разве это достойно ханских детей! Что это за высший закон?.. Что можешь знать о нем ты – изгой, не брезгующий есть сусликов и кору деревьев?

– Я ем то, что могу добыть. Я ем, чтобы не умереть с голоду и сохранить род, – и он протянул недоеденное мясо Джамухе. – Возьми, я могу обходиться без него.

– Я рад, что встретил тебя… – отводя его руку, начал Джамуха, но Тэмучин перебил:

– А высший закон тот, которому подчиняются звезды на небе и по которому они исчезают с восходом солнца… Тот, которому подчиняются реки, убегая строго на север… Тот, непостижимый рассудку мудреца, по которому муравьи возводят свои крепости… Птицы летят на гнездовья, рыба идет на нерестилища… Людям нужно найти свое место внутри этого закона… И только тот, кто предугадает и предвосхитит неумолимый и верный ход этого закона, будет победителем.

Он сунул остатки мяса под седло, чтобы не обидеть нового и единственного друга, сказав:

– Отвезу мяса Хасару…

Может быть, уже тогда, научившись заботиться о сородичах, он понял смысл ханской свободы, отличной от свободы простого воина или скотовода?.. Поддавшись соблазну вседозволенности, Джамуха на склоне лет превращается в хана-бродягу, бежит и теряет тех, кто безоговорочно следовал за ним и его знаменем. А что же андай Тэмучин? На просторах Великой степи он становится единственным владыкой. Еще пылят по ее окраинам смятенные остатки мэркитов Тохтоо-Бэки и найманов Кучулука, но эту пыль легко осаживает быстрое время, относит свежий ветерок: все, кто не с Тэмучином, – обречены.

«Как этот день похож на тот, когда мы впервые обнялись по-братски… – заметил Джамуха, глядя на холодные слоистые облака. – Но эта холодная весна как проклятие, а та была полна надежд!»

Какое-то несчитанное время Джамуха еще постоял, с отвращением глядя на вялые струйки дыма, вьющиеся из суртов, погруженных в снега и раскиданных внизу по долине.

Мало осталось и людей, и скота. Три племени, каждое из которых ушло и увело по мэгэну, угнали с собой стада, и пошли слухи, что андай Тэмучин принял их как друзей и даже не разоружил. Это говорит о нечеловеческой выдержке Тэмучина.

Во многих на войне вселяется дух илбис – дух кровожадности, приносящий помутнение рассудка, и Джамуха знал это по себе, часто срываясь в бездну темного безумия.

«Это я заживо сварил в кипящих котлах наследников вождей рода чонос, а такого на степных просторах не видало дотоле ни одно око… Я сварил их, как диких уток, которых привозил некогда в сурт бедного Тэмучина! Что кричали они в предсмертных муках? Они проклинали меня… Это с тех пор, однако, меня остерегаются вожди! И никто не придет ко мне с повинной, как идут к Тэмучину, а он, похоже, искренен, когда объявляет о забвении всех прошлых обид и измен – время подтверждает это, и его слову верят…»

Имя Джамухи – стрела, потерявшая оперение.

Имя Тэмучина – стрела со свистящим наконечником, сеющая панику в рядах недругов.

«Тэмучин с основным войском не стал возвращаться в родовое стойбище, а зимует у южного подножья Алтая – значит, он намеревается добить остатки беглых мэркитов и найманов… Он хочет обезопасить себя от возможных предательств со стороны бывших подданных найманов: пока жив родовой хан – мысли его бывшей челяди могут повернуть вспять. Их обычаи на их стороне, а Тэмучин чтит старые традиции. Не то что мы…» – грустно усмехнулся Джамуха и, облегченно вздохнув, сильно хлопнул спящего часового по плечу.

Тот проснулся, едва не упав на четвереньки. Шапка с его головы слетела, а руки искали ее на голове, ероша косицу. Глаза увлажнились от ужаса и стыда, рот раскрылся в немом крике.

– Караулишь? – спросил Джамуха.

– В-в-а…в-в-в-а-а…

– Карауль, карауль, – успокоил его Джамуха и вошел в сурт.

Днем прибыл вестник от лазутчиков.

Болтонгой, известный выносливостью и скороходностью, отмахал на своем столь же выносливом коньке расстояние почти в двадцать кес [2] Кес – расстояние в 10 километров. и преодолел несколько каменистых гряд всего с одной ночевкой в пути. Он повесил оружие у входа и сбросил на пол шубу, что была шерстью наружу. Джамухе показалось, что от разгоряченного тела вестника сквозь кожух шел пар, когда он стал говорить о перемещениях войск Тэмучина.

– Два тюмэна прошли прямо на запад. Похоже, преследуют найманов…

– Где сам?

– Кто сам?

– Сам хан с ними?

Болтонгой сделал обиженный вид:

– Как узнаешь? Все на их стороне, заелись! Чуть приступишь с расспросами – уже глядят с подозрением: не чужой ли? А мы в снегу по усы да за голыми скалами на ветру следили за тумэнами… Хорошо в последние-то дни пригрело, оттепель пошла и следов наших стало не видать – опал снег…

– Опал?

– Хорошо опал, – подтвердил Болтонгой.

– Хорошо бы голова твоя бестолковая опала! – рявкнул Джамуха. – Вы что, по пустоши бродили?! или в тех местах нет одиноких рыбаков, болтливых старух? Там нет охотников, каждый из которых имеет уши, глаза и язык? Чем вы занимались, скажи, глупая твоя голова!

Небольшое тело Болтонгоя замерло в дверном проеме, словно вытянувшись в струну. Он потеребил усы и, глядя в переносье гур хана [3] Главный хан. , твердо сказал:

– Его не предают – так получается…

Теперь Джамуха отвел глаза, чувствуя всю определенность услышанного и несостоятельность своих требований к разведке. Он отошел к очагу, присел на корточки перед тлеющим валежником. Мысли его легко отлетели в прошлое, туда, в верховья Онона, где собирались войска для похода на мэркитов и где все они втроем: Тогрул-хан, Тэмучин и Джамуха – были охвачены острым предощущением победы и триумфа. Тэмучин же не только надеялся освободить Бортэ, но и сплотить людей. Даже молодые пастухи, что присоединились к новому молодому вождю в надежде обогатиться в набегах, и те казались опытному Джамухе не такими уж новичками. Они охотно подчинялись Тэмучину, хладнокровно перенесли переправу на плотах через Хилок. Средь них не нашлось паникеров и отступников – чем сплотил их андай?

– Не предаю-у-у-т? – делано удивился Джамуха, оборачиваясь к своему лазутчику и подзывая его к себе. – Что ж он, по-твоему, колдун?