Юзеф Крашевский - Фаворитки короля Августа II

Графиня Фицтум, которая должна была за ней заехать, чтобы вместе отправиться к Рейсам, увидев ее, остановилась на пороге комнаты и, всплеснув руками, вскрикнула:

— И вы говорите, что хотите всю жизнь промучиться с моим братом… И между тем, так наряжаетесь для короля!

— Что же из этого? — холодно отвечала Анна. — Никакая женщина не станет стараться быть с виду хуже, чем она есть.

— Но как вы одеты!.. Вы, я вижу, такая мастерица, что в туалетных делах никаких советов не требуете. Однако же, нам пора, едем!..

Точно такие же восклицания и радостный шепот встретили Анну у графини Рейс.

Этому успеху Анны никто так не радовался, как сама Рейс, которая имела на нее свои виды и расчеты. Фюрстенберг, опередивший короля на несколько минут, увидев Анну Гойм, пришел от нее в такой же восторг, как и все прочие.

— Я знаю короля, — сказал он. — Эта женщина сделает с ним все, что захочет, если только сумеет устоять.

Анна руководствовалась врожденным инстинктом, и учить ее было совсем не нужно.

Минуту спустя тихо отворились двери кабинета и вошел король. Увидев Анну, он, кажется, забыл обо всех и подошел поздороваться с Гойм. На лице Августа уже не было заметно и следов огорчения от невзгод в делах со шведами, от неблагодарности поляков, от миллионных потерь, от измен и всяких других неудач.

Анна отвечала на приветствия короля холодно и церемонно, как предписывал этикет. Однако, ее старательный туалет сам за себя говорил. Очевидно было, что она хотела ему нравиться и была почти уверена в своем успехе.

Несмотря на сильное влечение к графине Гойм, король, однако, не хотел нарушать условия вежливости к другим дамам, и хотя он терпеть не мог графиню Рейс, однако же, присел на минуту около нее и очень любезно поговорил с ней, потом сказал несколько слов Юльхен, улыбнулся пани Фицтум и каждую даму без исключения одарил любезным взглядом, словом или улыбкой. В то время, пока происходил обход, графиня Фицтум взяла невестку под руку и под предлогом какого-то сообщения прошла с ней в кабинет. Это был военный маневр с целью устроить королю приятный tete-a-tete с Анной. Все, как по команде, поняли это и стали отступать, оставив Анну и Августа с глазу на глаз.

Правда, двери были открыты, и поднятая портьера позволяла всем гулявшим по зале дамам лицезреть особу государя, но никто не мог бы расслышать оттуда их разговора.

— Вы, графиня, точно преобразились, — обратился к Анне Август. — Вы сегодня еще красивее, чем были вчера, и между тем вы совсем не та, какой были вчера. Вы не волшебница ли? — добавил он шутя.

Анна слегка поклонилась.

— Ваше величество славитесь своей любезностью и милой снисходительностью к нашему полу, а потому лестным похвалам вашим надо верить очень осторожно, — отвечала Анна.

— Не требуете ли вы от меня клятвы? Но я готов клясться всеми богами Олимпа, что во всю жизнь мою я не встречал такой прекрасной женщины, как вы, и думайте что хотите о моих словах, а я только дивлюсь непостижимой игре судьбы, которая отдала такое совершенство моему акцизнику.

Анна улыбнулась, и улыбка придала ей обольстительное выражение.

Король взглянул на ее руки; он особенно любил целовать красивые руки и едва удержался, чтобы не прильнуть к ним губами, но стерпел и продолжал:

— Знаете ли, графиня, если бы я был тиран, я ничего не сделал бы с таким удовольствием, как запретил бы Гойму возвратиться сюда обратно… И если вы захотите знать, почему, я вам прямо отвечу, что ревную вас к этому Вулкану!

— Вулкан и сам ревнив, — возразила Анна.

— Пусть так, но ведь Венера все равно не может любить Вулкана?

Анна хотела отмолчаться, но король упорно ждал ответа, и Анна тихо молвила:

— Кроме любви, ваше величество, есть и другие цепи, которые могут связывать так же крепко: это долг и клятва.

Король улыбнулся и спросил:

— Клятвы в любви?

— Нет, государь, клятвы в супружеской верности.

— Ах, полноте, пожалуйста! Есть браки совершенно святотатственные, и такими я считаю все те браки, которыми красота соединяется с уродством… Боги сами разрешали нарушение подобных клятв.

— Но что разрешали языческие боги, того часто не разрешает женщине простое желание сохранить свое достоинство.

— Вы, однако, слишком суровы!

— Даже, может быть, более, нежели это кажется вашему величеству.

— Вы меня пугаете, графиня!..

— Вас, государь? — отвечала с улыбкой Анна. — Поверьте, что я и не думала, чтобы это могло каким-нибудь образом касаться вашего величества…

— Это касается меня более, чем вы можете предполагать, — подхватил король.

— Простите меня, государь, я этого не понимаю! — тихо прошептала Анна.

Триумфальная арка для въезда Августа в Данциг

— Как, значит, вы не хотите видеть, что я уже вчера был побежден вашим первым взглядом?

— Ах, государь, хотя бы и так, но я слишком уверена, что эта победа, вероятно, не будет долговечнее утренней зари… Подобно богам олимпийским ваше королевское величество умеете легко любить и еще легче разлюбливать.

— Нет! — с чувством воскликнул король. — Поверьте мне, что это клевета!.. Чем же я виноват, что никогда не мог встретить такое сердце, ум и красоту, которые бы сумели привязать меня к себе? Не я бываю неверен… а мне изменяют! С каждым днем эти богини сходят со своего пьедестала, блеск их тускнеет и исчезает, чудо становится обыденным явлением, ангел теряет свои крылья… и в их сердцах вместо любви я нахожу лишь одно кокетство… В чем же я виноват?..

— Поверьте мне, — продолжал он, увлекаясь все более и более, — я ищу глубокой, сердечной привязанности! Я хочу принадлежать всю жизнь одной женщине; я стремлюсь остаться ей на веки верным, и… если бы я нашел такое сердце, такую женщину… О, если бы я нашел ее, я бы отдался ей весь и на всю мою жизнь!

— Этому трудно поверить, — прошептала Анна, — а еще труднее допустить, чтобы могло существовать на свете такое совершенство, которое бы соответствовало всем вашим требованиям.

— Такое существо вы! — перебил ее Август.

— Милости вашего величества не могут вскружить мне голову, потому что я чувствую, как я их недостойна!

— Вы восхитительны! — воскликнул Август, хватая ее за руку и припадая к ней устами.

Анна хотела отодвинуться, но это воспрещалось придворным этикетом; король, овладев ее рукой, целовал ее так жарко и так долго, что Анна, несмотря на все свое уважение к особе его величества, должна была наконец отнять у него свою руку.

Август встал и проговорил в волнении.

— Я не могу от вас оторваться! И, вероятно, мне, при безнадежности на ваше сочувствие, придется прибегнуть к моей королевской власти! Вы, графиня, не пытайтесь уехать из города, я вас арестую!.. Что же касается Гойма, то только ваше слово может облегчить его участь, иначе я сегодня же охотно бы…