Татьяна Харитонова - Задание на дом, или Реферат о Фёдоре Коне

К таким источникам относятся приходные и расходные книги Болдина — Троицкого монастыря под Дорогобужем за 1568–1607 годов, наказы и грамоты царя Федора Иоанновича 1591 г. и 1595 г., различные хронографы и летописцы XVII века. В существующих источниках он назван и Конем Федоровым, и Кононом Федоровым, и Кондратом Федоровым, и Феодором. Для Федора Савельевича прозвище «Конь» могло быть связано либо с его личными качествами, либо с его происхождением. Исследователи предположительно считают Федора Коня выходцем из Троицкого монастыря в Болдине. В 1594 году Фёдор Конь сделал вклад в Болдин Монастырь (35 руб.), с Болдиным были связаны и родные Коня: в 1600 году «с Москвы из суконного ряду Федор Петров сын, а Федора Коня пасынок, дал вкладу 20 руб.; среди работников Болдина монастыря сын Коня Мартын Иванов».

Постройки Коня отличались высокой техникой строительства, продуманностью конструкций, большим архитектурным мастерством.

— Так, класс! Коротко, но емко! С этим можно что-то делать. На «Любимую ферму» зайду, там у меня земляничка поспела.

Нюша привычно вошла на страничку своей любимой игры. На виртуальных грядках созрела земляника, пора было ее убирать. Кликом мышки Нюша собрала урожай, получив при этом сумму денег, вошла в магазин, купила семена лука и засадила грядки.

— Отлично. Расти, лучок, приду послезавтра, соберу тебя, дорогой!

Красота открылась Мартыну, словно и невиданная ранее — цветастые дали с темными крапинами елей да белыми мазками березовых рощиц. Музыка зазвучала в сердце. Было в ней и пение птах лесных и шум легкого ветерка, шелест трав под копытами коня. Нюшины глаза высветили на сердце такую радость, что дыхание у Мартына перехватывало. Ехал он и думал о своей неожиданной встрече. Дядька Андрей ему очень понравился. Именно таким его и рисовал батька. Крепкий, основательный, мастеровой. А ведь столько лет прошло. Вот она — детская дружба. А уж дочка. Глаза — утонуть можно. Такую бы жёнку — жить бы — не тужить, дом построить, деток нарожать. Совсем замечтался Мартын и не заметил — лес расступился, как заботливый хозяин, зелёными колючими ладонями высоких елок показал дорогу, словно приглашая Мартына — проезжай.

Высокая стена укрывала монастырь от чужого глаза. Из ворот вышел монах.

— Чей будешь, странник?

— Я, отче, к Терентию, по строительному делу.

— Так вон его домишка — монах указал перстом одесную от ворот. Мартын спешился и повел свою лошадку к маленькой домишке, как назвал монах избушку у старой развесистой липы. Цветущая липовая благодать закружила голову. С детства он любил липовый цвет, мать сушила, а зимой варила сбитень медовый, да такой силы, что все хвори как начинались, так и сходили на нет.

Постучал.

— Кого Бог несёт?

— Открывай, дедушка Терентий, это я, Мартын, сын Фёдора Коня.

— Федьки? — дверь отворилась, солнечные лучи высветили высокую фигуру крепкого еще старика. Светло-серые глаза под мохнатыми бровями внимательно ощупывали Мартына. Мол, каков молодец пожаловал? Крепок иль так, ветром зашатает, коль тяжко придётся. Остался доволен, крякнул:

— Ну, коли от Коня — заходь! Гостей у порога не держу.

Мартын пригнулся, вошел из маленьких сеней в горницу, перекрестился на Спаса в углу и замер.

Посеред стоял большой стол, а на столешнице углем была нарисована колокольня, красивая — ух!

У Мартына дух захватило. Он подошёл поближе и стал рассматривать.

— Колокольня?

— Колокольня, тятя твой колись [65] Колись — когда-то. начертал на бересте, а я перенёс на столешницу, чтоб виднее было и прочнее.

— А это что это за цыфирьки, дедушка?

— То высота, а это — Терентий провел пальцем с острым обломанным наполовину желтоватым ногтем поперёк колокольни — ширина ейная. Вслепую не построишь, мил человек. Вслепую только кошки родятся. Колокольня — это брат мой, глас Божий. Колокол новый заказали, большой! Колокольня — матушка да колокол — батюшка — мир да любовь вокруг разольётся.

— А материал?

— Кирпич обжигают, известь везут. Дел невпроворот, добрый помощник мне, ой как нужон. Тятю твоего ждал, да видно пока без него придется поднимать колокольню. Да чтой-то я тебя баснями кормлю. Поесть с дороги да в баньку. Я баньку топлю.

— Банька — это хорошо. А где банька?

— Да у речки, монастырская. Симеон там, послушник при баньке, как пропарит кости мои — горы могу своротить. Тебе — то это особо без надобности, молод еще. А я без бани не работник…

Парились до одури, поддавали квасом на каменку, обливались студёной водицей из Болдинки. А потом сидели, тихие и благостные, на лавке в предбаннике, пили квас.

После бани перекусили душистым монастырским хлебом с медом, запили молоком. А потом повели неспешный разговор, все больше о делах строительных.

— Вот ты, Мартын, как думаешь, почему мы, русские люди, себе избы бревенчатые строим?

— Не думал, дедушко. А какие еще бывают?

— Э! Мил человек, каких только нет!

— Точно, тятя рассказывал, из камня во Фрязии строят. У ляхов тож каменные палаты.

— Ну и как?

— Крепко, на века.

— Что на века — правда, только у нас в такой избе каменной век будет с воробьиный нос. Выстрой себе из каменьев избу, дак простудной хвори не оберёшься! У нас ведь дожди да сырость. А без печки да бани и вовсе сгинешь.

— Татары в шатрах ютятся.

— Да что за жизнь? Может, поэтому им и дома не сидится? Скачут по степи, как волки, рыщут, разоряют.

— Эка, дедушка, мудрый ты! Может, нам научить татар хаты бревенчатые строить?

— Может, и научить. Только вот дерева там наши не растут, да и наша наука им, как курице шапка.

— Ирина Сергеевна, я тут кое-что нашла, посмотрите, пожалуйста. В те времена все города окружались стенами, рвами всякими, наполненными водой, чтобы враг не прошел в город.

— Вот, уже тепло. Ты сказала, в те времена. А какие это были времена?

— Ну, древние. Врагов много было: татары, в смысле, татарское иго, шведы, французы, немцы. Короче, все, кому не лень, шли на нас.

— Все собрала. Не мудрствуя лукаво. Знаешь, Анечка, самое неприятное во всех наших делах — формальность. Ты, наверное, обиделась. Но это так. За ней ничего не стоит, знаешь, как красивая коробка, ничем не наполненная. Твой реферат — вот такая коробка. Все правильно: родился, построил, умер. А что за этим? Теперь для тебя Федор Конь просто некая историческая фигура, памятник, а я хочу, чтобы ты познакомилась с ним поближе, может быть, даже, подружилась.

— Я? С Федором Конем? Как это?

— Ну, понятно, что я шучу. Но надо же тебя как-то расшевелить. «Градостроитель!» — дежурные слова. Человек. Прежде всего, человек, мальчишка, ведь у него было детство?