Татьяна Харитонова - Задание на дом, или Реферат о Фёдоре Коне

Все трудились, каждая Божья тварь, птица ли, зверюшка дело свое знала. Нюша любила лес, каждое деревце свое, родное. Вот там, на дубе у ручейка — в дупле белка, старая знакомая, на другом — сова Акулина, у ручья в овражке размытом — логово, волчица вывела волчат. Нюшу она знает, не трогает, да и Нюша лишний раз не тревожит, понимает, материнскую тревогу.

Однажды на тропке сохатый вышел наперерез, сквозь ельник, огромный лохмач с ветвистыми рогами. Да и тут не испугалась, знает — на что ему девчонка с туеском среди леса?

— Иди, иди своей дорогой, не замай.

Тот взмахнул большой головой, пожевал задумчиво губами веточку дерева и неторопливо двинулся дальше. Жизни своей без леса она не представляла. Лес кормил ягодами и грибами, поил берёзовым соком весной, лечил травами, обувал в лапти лыковые, служил домом, спасал от ворога, учил красоте и порядку во всём. Всем сердцем радовалась Нюша и благодарила Бога за красоту, ей подаренную так щедро. Душа её в такие минуты воспаряла к небу в молитве. Словно песня, лилась она из сердца.

Прекрасна весна, когда каждая тварь взывает к тебе, Господи — источник жизни.

При свете месяца и песне соловья стоят долины и леса в своих белоснежных подвенечных платьях.

Вся земля — невеста твоя, Господи, ждёт Жениха.

Если ты траву так одеваешь, то как же нас преобразишь в будущий век воскресения?

Господи! Как хорошо гостить у тебя. Ветер благоуханный, озёра — зеркала беспредельные, вся природа таинственно шепчется, вся полна ласки. Звери и птицы носят печать Твоей любви!

Спасибо тебе за спелые ягоды, за драгоценные капли утренней росы!

Где не тебя, Господи — там пустота. Где Ты — там богатсво. Не страшны бури житейские, если Ты рядом. Кругом непогода, тьма, ужас, а в душе тишина и свет: там Христос! И сердце поёт: Аллилуйя!

Твоя любящая десница всюду хранит меня!

И холодной зимой я видела, как в лунной тишина вся земля тихо молилась тебе, облачённая в белую ризу, сияющую алмазами.

Я видела, как радовалось тебе восходящее солнце и хоры птиц гремели славу. Я слышу, как таинственно шепчет о Тебе лес, поют ветры, как проповедуют о тебе хоры светил!

Слава Тебе, показавшему нам свет!

Нюша вытерла слёзы. В такие минуты сладкой тишины и молитвы они всегда лились из глаз её, очищая, умывая душу. Всё хорошо, всё славно. Радость в сердце. Егорша любит. И не гадала она, думая ночами о любви своей безответной. Просила Богородицу в молитвах своих девичьих о Егорше, и вот — возьми, Нюша. Любит, утешный.

Подхватила туесок, полный земляники, побежала к дому. Тропка вилась между берёзок, вела к дому. Из-за соседнего тына высунулась круглая Гринькина голова.

— Дай земляники, Нюшка!

— А самому до леса дойти мочи нет?

— Да некогда мне!

— Ой! Чем это занят с утра? Все высматриваешь?

— А у вас опять тот, гость заезжий, Мартын который!

— Правда? Давно?

— Да уже вторую годину сидит. Домаша сбилась с ног, угощает. Все тебя высматривает, выйдет на крыльцо и смотрит в сторону леса. А ты всё не идешь.

— Да я за ягодой, ягоды — видимо-невидимо! Как уйти?

— А я скоро пойду монастырь строить, меня Мартын звал, говорит такие, как я — на вес золота.

— Ой, Гринька, ну и хвастун. Некогда с тобой. Дай ладошку, ягод насыплю.

— Ой, спасибо! Хочешь, скажу тебе заветное? Только побожись, что не скажешь никому? — Гринька собирал губами алые ягодки с ладошки.

— Ну?

— Егорша о тебе кручинится, не спит ночами, все вздыхает. А вчера в сеннике с ним спали, жарко было, так он среди ночи как крикнет! Я прислушался, а он — «Нюша, Нюшенька!»

— Ой, удивил. Так это он бабку Косариху звал.

— Как Косариху?

— А так! Косариха давеча приходила за кадушкой под огурцы, Егорша ей вынес. А Косариха уж сильно хвалила:

— Ну Егорша, ну красив, ну статен, ну кудряв! Вот Егорша и растаял. Видно ночью ему Косариха и приснилась. А она ведь Анна.

— Точно! — Гришка почесал затылок. А потом видно не сложилось у него в голове, представил бабку Косариху в вечно затрапезном обличье, с одним зубом на весь рот и крикнул вслед убегающей Нюше:

— Не, Нюшка, это точно не Косариха…

Лапоточки застучали по ступенькам, Тимошка высунул серенькую мордочку из-под крыльца.

— Тимошка, гости у нас? А ты чего не в избе? Отсиживаешься тут, трусишка. Мартын хороший, да и зайчатину он не любит, не трусь…

Нюша взяла Тимошку на руки и вошла в сени, поставила корзинку с земляникой на лавку.

Нюша, ты?

— Я, тятя!

— Вовремя, Мартын приехал.

— Что-то зачастил, — прошептала, покраснела от своих девичьих догадок и громко, отцу:

— Земляникой угощу сейчас.

Нюша насыпала земляники в глиняную миску, залила молоком из кринки [70] Кринка — высокий глиняный сосуд для молока. , принесла в горницу, поставила на стол, потупив глаза.

— Вот спасибо, меня мамка так кормила в детстве. — Мартын с немым восхищением смотрел на девушку.

— А ты угощайся. В лесу земляники много. — Глянула, обожгла глазами.

— Полянку покажешь заветную?

— Ну, тятя, говорила я, тать? Где это видано, пришлому заветные полянки показывать?

— Принеси — ка квасу ещё!

— Хорошо, тятя! Может еще огурцов? — Нюша покосилась на полную миску с огурцами посеред стола.

— Огурцов?

— Так я ж и говорю, огурцов!

— От, холера, а не девка, иди, кому говорю! Ты мне, Мартын, далей про Федора поведай, как он там, в Москве?

— Белый город строит. Стену белую. Красота!

— Запрягай лошадку свою, готовая я.

— Все собрала, ничего не забыла?

— Сарафаны, жемчуга, душегрейка соболиная — все в сундуке.

— Хватит шутки шутить. Забудешь что, ни в жизнь возвращаться не буду. Мне еще в редакцию надо попасть, статья горит синим пламенем.

— Рукописи не горят, папа.

— Так-то рукописи. Машинописный текст полыхает, будь здоров. А еще лучше — вирус его кушает, с аппетитом.

— Знал бы Гоголь, как все просто у нас, взял бы второй том «Мёртвых душ», выделил курсором и нажал бы «делит». Одно движение. А то: дров принеси, печку растопи, а еще и напиши, а еще и в печку брось. И с концами, сгинули души.

— А вместо печки в корзину? Опомнился бы и восстановил.

— Нет уж, нам учить потом? Я этого Чичикова терпеть не могу. Мутный какой-то бизнесмен. Торговал бы нефтью или газом, ну киоск бы открыл с овощами и фруктами, а то придумал — душами людскими.

— Разве в этом дело? Гоголь нарисовал коллективный портрет русских обывателей. Вот Коробочка — все помнят, имя нарицательное. Ты, кстати, коробку со старыми фотографиями взяла? Бабушка просила в прошлый раз. Хотела рассортировать в альбом.

— Некогда фотографиями заниматься, у меня реферат! Ре-фе-рат! А ты свою статью написал?