Федор Чиспияков - В долинах Мрас-Су

Зато всю дорогу думал ехавший на первом возу Санан. Любуясь волшебной серебряной долиной, он вспомнил Зими.

Как мышонок из норки, выбежал тогда Санан из дремучего леса. Маленький, беспомощный. Неприветливо встретили его люди. Один только Зими принял его как человека. Вторым отцом он стал мальчику. Много хорошего узнал Санан от Зими. А сколько мог бы узнать, если б его не убили бандиты. Тогда не пришлось бы Санану опять идти к баям. Не нанялся бы он к Карам-баю. Почему это так? Почему баи остались, а Зими погиб?

Мысли Санана перебил какой-то тревожный шум, долетавший из улуса. Юноша подобрал вожжи и заторопил коня.

Ийванчы чуть не скатился с воза, когда его лошадь вслед за первыми двумя перешла на крупную рысь. Хотел было прикрикнуть на Санана, но, услышав крик в улусе, сам взялся за вожжи.

Вот и первые юрты, и народ, столпившийся около них.

Оказывается, бушевал Карам-бай. Стоя посреди улицы, он грозил кулаками высокому парню и кричал:

— Верни мою корову!

Подъехав ближе, Санан узнал Максима, бывшего батрака Карам-бая, жениха Аксиньи. Карам-бай, видимо, кинулся на него, но утонул в пушистом снегу и теперь неистово ругался, стоя у дороги.

Ийванчы несколько секунд молча слушал и смотрел на то, что происходит, наскоро соскочил с воза и побежал на выручку к брату. Вдвоем они смелее бросились на Максима…

Санан тоже спрыгнул с воза и, догнав Ийванчы, одним ударом свалил его в сугроб. А Максим ударил Карам-бая.

Санан никогда до сих пор не дрался. Но сегодня он с каким-то наслаждением напал на Ийванчы. Он колотил его, мстя за постоянное унижение, за всю свою несчастную жизнь.

На улице сразу стало пусто. Завидев драку, люди разбежалась по юртам. На помощь Карам-баю л его брату не двинулся ни один человек. Санан и Максим взглянули друг на друга и почему-то радостно улыбнулись.

Через несколько минут избитые братья, пошатываясь и грозясь, смотрели, как Санан и Максим почти бегом поднимались в гору. Их новенькие лыжи легко скользили по насту.

На перевале Максим спросил:

— Которой дорогой пойдем?

— Левой, — ответил Санан.

Юноши легко понеслись по склону вниз, к долине Мрас-су.

Неслыханная весть сейчас же долетела до Тастак-бая.

Он все еще сидел у печки и думал, когда в комнату ворвалась перепуганная Таня.

— Не раздавил Гордей эту змею! — сама по-змеиному зашипела она с порога.

— Кого? — машинально спросил муж.

— Кого? Проклятого Санана!

Тастак-бай вздрогнул.

— Что случилось?

— Вместе с Максимом избил Карам-бая. Что делается на Мрас-су? Что делается в улусах? Разве можно так жить? Ведь он и до нас добраться может. Место глухое, таежное. Кто заступится?

Потемнело в глазах Тастак-бая. Хотел встать и не может. Ноги словно отнялись. Хотел что-то сказать — язык не слушается. Багровый от злости и страха, он весь дрожал, словно плотина, которая вот-вот прорвется.

И в эту минуту в дверь просунула тонкую журавлиную шею преданная старуха-батрачка Карга.

Охая, она вставила и свое слово:

— Слушай, хозяин. Таня никогда не врала. Сам Айна [24] Айна — дьявол. в Санане сидит. В улусе ходит слух: давно парень на тебя зубы точит. Слишком много знает оборвыш…

И плотина прорвалась.

Тастак-бай рванулся с места, не помня себя, обрушился на старуху.

Таня так и застыла у порога. Давно она не видела мужа таким несдержанным.

На счастье старухи Тастак-бай, бешено метавшийся по комнате, подбежал к окну, мельком взглянул на ворота и сразу же оборвал неистовый крик. Таня тоже бросилась к окну. Во двор входили хорошо, по-городскому одетые мужчина и женщина. Тастак-бай сразу же узнал двоюродного брата Сергея и Софию, его жену. С трудом переводя дух, он поспешил навстречу гостям.

Кажется, никогда не кланялся Тастак-бай так низко, никогда не был так приветлив, как сейчас.

Расцвела и Таня: засуетилась, бегая из комнаты на кухню, из кухни в комнату. На столе появилась медовуха, горячие пироги, блины. Зашумел самовар.

Когда гости согрелись и почувствовали себя как дома, хозяин спросил:

— Далеко держит путь мой брат?

Сергей, полулежа на стуле, самодовольно усмехнулся:

— В волость. Назначен председателем волисполкома.

Тастак-бай от радости так навалился животом на стол, что самовар качнулся, и весело звякнули стаканы.

По этому случаю выпили еще по стакану медовухи.

Сергей заговорил о нэпе, о свободе торговли. Тастак-бай встрепенулся, заговорил о своих планах. Тем временем подоспели пельмени, с пельменями водка. Языки и вовсе развязались.

— Наш род, — торжественно говорил Тастак-бай, — с незапамятных времен знаменит в долинах Томи и Мрас-су. И по богатству и по уму. Ты, тунма [25] Тунма — младший брат. , тоже не из рода, а в род. У тебя — светлая голова. Вое в твоих руках, все в твоей воле.

Сергей молча взял левую руку брата своей правой рукой и крепко пожал. Тастак-бай совсем осмелел.

— Как думаешь, тунма, если кто-нибудь будет обижать меня, — не пустишь за меня пулю?

— За тебя, ача [26] Ача — старший брат. , хоть в реку брошусь.

Хозяин крепко поцеловал гостя. Выпили еще по стопочке…

— Проклятый Санан, как колода, поперек моей дороги лежит. Правду говорю: лежит, — начал жаловаться захмелевший Тастак-бай.

— Какой Санан? — заинтересовался Сергей.

— Бандит, вор. Может быть, и убийца. Правду говорю: меня убить собирается.

— А что смотрит сельсовет?

— Ворон ворону глаз не выклюет.

— Правду говоришь, брат?

— Когда слышал от меня неправду?

На следующий день Тастак-бай и его гости водки не пили. С опухшими лицами, желтыми в тусклом свете лампы, они сидели за столом и перекидывались редкими словами. Только ночью, когда все крепко уснули, братья завесили окна темной шторой и разговорились по душам.

— Слушай, ача, — прошептал Сергей, — я сделаю все, чтобы спасти тебя.

— Я только на тебя и надеялся, — признался Тастак-бай. — Но как это сделать? Санан и Максим бегают по тайге? Хорошо! Бегают только бандиты, а бандитов подстреливают, как диких коз. Понятно?

— Понятно, — совсем уж тихо прошептал Тастак-бай пересохшими от волнения губами. Глаза его по-кошачьи заблестели.

Сергей встал и зашагал по комнате.

— Как думаешь, Сергей, — спросил вдруг старший брат, — долго эта власть продержится?

Младший не ответил.

Тастак-бай вкрадчиво продолжал:

— Вижу, тунма, ты стал настоящим большевиком…

— Нет, ача! Волка в деревне не удержишь. Но сейчас жизнь наступила такая, что надо быть умным. Надо видеть, куда легли новые тропы, и выбрать такую, на которой меньше колодника и болот. Я мало пожил той хорошей жизнью, которой жили вы, старшие. Но я помню ее и хочу жить не хуже.