Федор Чиспияков - В долинах Мрас-Су

У Тастак-бая и сейчас пробегают мурашки по спине, когда он вспоминает, как под утро пришел к нему верный слуга и сообщил, что Санан ушел. Похоронил Максима и ушел…

Две ночи не спал после этого Тастак-бай. Две ночи обливался холодным потом… Как хорошо, что он догадался съездить к Сергею.

Толстяк облегченно вздыхает и приказывает заложить лошадь.

Пот градом катится и по лицу Погда-паша. Его холщевую рубашку хоть выжми. Усталый, он бросает топор к вороху наколотых поленьев и отходит в сторону. Отходит, спотыкаясь на каждом шагу. Перед глазами вертятся желтые, зеленые, красные круги, за ними скачут ульи, пни. Погда-паш заходит в омшанник, выпивает кружку медовухи, но не веселеет.

В последние дни его ничто не радует. Правда, живется ему хорошо. Тастак-бай, который раньше кормил его как худую собаку и даже бил, теперь кормит его мясом, медом, молоком, угощает медовухой. И разговаривает, как с близким, зовет любимым братом. Но что от этого пользы, если вон там, у Кара-тага в сыром песке лежит чуть закопанный труп Максима, да Санан снова бродит по тайге.

Куда уйти Погда-пашу от самого себя? Нет у него друзей. Все его презирают. Даже тихий старик Ак-Сагал обходит его стороной и смотрит исподлобья. Ак-Салай и Муколай не хотят смотреть в его сторону. А если б они знали, что он убил Максима!

Куда идти Погда-пашу? Как дальше жить?

Убийца готов был закричать от тоски, завыть страшно, по-волчьи. И он, пожалуй, завыл бы, если бы не заметил гнедого коня Тастак-бая. Хозяин был почему-то весел. Он улыбался во все лицо, слезая с дрожек.

— Развяжи мешок! — ласково приказал он батраку и стал раскладывать перед ним прямо на траве жареное мясо, пироги, булки, яйца. Из кармана достал бутылку спирта.

Погда-паш залпом осушил целую кружку и начал пьянеть. То ли от спирта, то ли от новости, которую привез хозяин:

— Санан будет лежать в могиле так же, как лежит Максим.

Тастак-бай не говорил, а пел медовым, сладким голосом:

— Теперь мы с тобой будем жить спокойно. Будем жить как братья. Я тебя все-таки женю…

Погда-паш уныло махнул рукой. Но хозяин как ни в чем не бывало продолжал:

— Одна ушла, другая не уйдет. Чем плоха Анютка, Корнеева дочка?

Он знал, на кого указать. Погда-паш на мгновение оживился. Но скоро опустил голову.

— Воровать больше не буду.

Тастак-бай всплеснул руками.

— Кто тебе говорит, что воровать? Теперь воровать нельзя. Новая власть не позволяет. Ты возьми вина, возьми беличьи шкурки, которые он принес. Скажи, что я его больше должником не считаю. И пригласи на завтра с Анютой на той. Понял? А там видно будет. Я сам твоим сватом буду.

Погда-паш впервые за эти дни улыбнулся.

Но той начался не так, как хотелось бы Тастак-баю.

Правда, Корней пришел. Пришла и Анюта. Но старик, даже выпив, твердил одно и то же:

— Не мне жить — Анюте. За кого хочет, за того пусть идет.

А девушка, мрачная, настороженная, сидела в кругу девушек и не поднимала глаз ни на хозяина, ни на Погда-паша.

Тастак-бай хмурился. Почему нет старого кайчи Ак-Сагала? Кто споет охмелевшим гостям веселую песню? Куда делись неразлучные друзья — шутники Ак-Салай и Чабыс Муколай?

Впрочем, народу собралось много, к обеду обещал быть Сергей, и это скоро утешило тщеславного хозяина. А что касается Погда-паша, то уломать девушку — его дело. Тастак-бай со своей стороны сделал все, что мог, истратил уйму денег, той устроил на славу…

Он ходил от гостя к гостю, чокался, шутил, — пусть все видят, какой радушный и добрый хозяин Тастак-бай и как он дружно живет с народом.

В разгар тоя Погда-паш улучил удобную минуту и подошел к Анюте. Против обыкновения он был трезв и поэтому выдавливал из себя слова еще медленнее, чем обычно. Смущали его и горящие ненавистью глаза девушки.

— Зачем ты ко мне пристаешь? — резко сказала она. — Ты же знаешь, что я за тебя не пойду. Кому ты продал за стакан медовухи свою душу? Кому ты служишь вернее собаки? В самых дальних улусах знают, кем стал Погда-паш.

Слуга Тастак-бая в эту минуту действительно походил на собаку, побитую и жалкую. Он низко опустил голову и закрыл лицо руками, словно защищал его от удара.

— Уйди от меня, Погда-паш, — продолжала Анюта уже мягче. — И знай, что ни одна девушка из улусов не пойдет за тебя, пока ты не станешь человеком…

Анюта оборвала разговор.

Погда-паш поднял голову и перевел глаза к воротам, куда, вся зардевшись, смотрела взволнованная девушка. В ворота входили незваные и совсем нежданные гости — Зимин, его сестра, бывший председатель сельсовета Макар и несколько милиционеров. Вместе с ними были и Чабыс Самюк и Чабыс Муколай, и Ак-Салай. Позади всех ковылял старик Ак-Сагал, которого поддерживал под руку Санан…

У Погда-паша перехватило дыхание. Мелкой дрожью затряслись руки и ноги. До ушей как во сне долетел высокий, срывающийся голос Тастак-бая:

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие гости. Вот уж кого не ждал. Проходите прямо в горницу! Таня!

Но гости сурово надвигались прямо на него. И Тастак-бай понял все. Побелев, грузно опустился на скамью.

— Это не я… Это Погда-паш, — взвизгнул он, не дожидаясь вопроса.

Словно ветер по лесу пробежал по толпе приглушенный шепот. Десятки глаз уставились на Погда-паша. И в каждом взгляде он почувствовал ненависть. Но страшнее всех были для него глаза Анюты. Они жгли его, как раскаленные угли.

Погда-паш не выдержал. Он бросился на колени и, ударяя себя кулаками в грудь, закричал диким, не своим голосом.

— Бейте! Я Санана стрелять ходил. Я Максима убил. Бейте! Топчите ногами, как змею!

Толпа в ужасе отшатнулась.

— Ты лучше скажи, кто тебя посылал на убийство. Кто ружье тебе дал? — раздельно и громко спросил Зимин.

Над улусом, словно перед грозой, повисла мертвая тишина. И в этой тишине даже самые дальние услышали хриплый шепот Погда-паша:

— Хозяин.

Все разом посмотрели на Тастак-бая. Тот, не помня себя, кинулся на батрака, пытаясь схватить его дрожащими пальцами за горло. Но его схватили самого.

В руках Чабыс Муколая оказалась веревка.

— Вяжи собаку.

Санан бросился к Погда-пашу. Раб Тастак-бая все еще стоял на коленях. Юноша хотел было его ударить, но, почувствовав на себе взгляд Зимина и Тони, остановился. А Погда-паш кинулся ничком на землю, вцепился обеими руками в волосы и завыл…

Тасхалы — горные вершины, покрытые снегом.

Тюнюк — отверстие в крыше юрты над очагом.

Шабыр — кафтан.

Тертпек — хлеб, испеченный в золе.

Чакшы — хорошо.

Кара-Таг — черная гора.