Элли Мидвуд - Девушка из Берлина. Любовница группенфюрера

— Здравствуй, Аннализа. — Он хищно мне ухмыльнулся. — Моя красавица-Аннализа. Моя храбрая маленькая шпионка.

— О чём вы на этот раз? — я попыталась, чтобы это прозвучало как можно более спокойно, пусть внутри у меня всё и начало сворачиваться в тугой узел. «Мюллер вас расследует… Будьте осторожны,» вспомнились слова Шелленберга. Райнхарт работает на гестапо. Нехорошо всё это, ой как нехорошо.

— Да брось, ты прекрасно знаешь, о чём я. Надо отдать тебе должное, ты довольно долго продержалась в течение нескольких лет; другие обычно попадаются всего через несколько месяцев. Ты же… Не знаю даже, как тебе удавалось проскользнуть между нашими пальцами каждый раз. Но не волнуйся, на сей раз я пришёл подготовленным.

— Могу я поинтересоваться, в чём меня на этот раз обвиняют? — Стараясь изобразить на лице смертную скуку, я скрестила руки на груди, чтобы он не видел, как начали едва заметно дрожать мои пальцы.

— Да всё то же, всё то же. Старый добрый международный шпионаж. — Райнхарт принял такую же позу, но в отличие от меня он широко улыбался. — Видишь ли, когда началась вся эта история с радио и твоим дружком-евреем, у меня и малейшего сомнения не возникло, что это ты с ним в паре работала.

— С меня те обвинения были сняты.

— Да, были. Благодаря твоему начальнику, который так любит лазить к тебе под юбку, но дело сейчас не в этом.

«Если он так громко об этом говорит, Эрнста в кабинете тоже нет. Дьявол».

— Знаешь, меня крайне редко подводит интуиция в подобных случаях, вот я и спросил группенфюрера Мюллера отдать мне твоё дело. Долго, ох как долго и мучительно я над ним бился, пытаясь соединить недостающие звенья, но чего-то всегда недоставало. А затем, угадай, что случилось?

Я нарочно ничего не спросила просто потому, что ему очень хотелось, чтобы я это сделала. Райнхарт фыркнул.

— Та девчонка начала пальбу прямо перед входом. Припоминаешь?

— Припоминаю, и довольно неплохо. Она стреляла в моего шефа.

— Нет. — Райнхарт покачал головой и рассмеялся. — Нет, и вот где и начинается самое интересное. Она стреляла в тебя.

— Это было политическое покушение. Она пыталась застрелить шефа РСХА, и группенфюрер Мюллер закрыл дело.

— А вот тут ты ошибаешься. Он сказал, что закрыл его, чтобы ты ничего не заподозрила, пока мы не закончим расследование, и не дёрнула куда-нибудь из страны с фальшивым паспортом, который наверняка у тебя где-нибудь припрятан.

Я невольно сглотнула, но тут же заставила себя собраться.

— И зачем это ей, интересно, в меня стрелять?

— Именно. Как раз этот вопрос я и обсуждал с группенфюрером Мюллером бессчётное количество раз, пока всё наконец не встало на свои места после того, как мы провели обыск в её доме. Угадай, что мы нашли? Маленькую записку со словами «Время вышло. Р». Прямо там, у неё на письменном столе. Что-то произошло, что заставило её изменить свои планы, и она не успела её отослать. Но почерк, чернила и бумага совпадает идеально с теми записками, что ты сама лично нам передавала.

— Это только доказывает, что она хотела убить меня, но никак не делает меня шпионкой.

— Дай мне минутку, мы сейчас до этого дойдём. Теперь у нас есть эта девушка, Ребека, член сопротивления, которая решает застрелить тебя вместо шефа РСХА, и при этом кричит «Сдохни, убийца!» перед тем, как открыть стрельбу. Хм, должен признать, меня крайне заинтересовало, что же ты такого ужасного должна была сделать, чтобы она выбрала тебя своей жертвой, а не такую значимую политическую фигуру, как твой шеф, который был в двух шагах от тебя? И вот я начал копать глубже, и угадай, что я выяснил? Что Ребека состояла в интимной связи с бывшим лидером сопротивления Йозефом, который таинственным образом исчез в ту самую ночь, когда тебя освободили из тюрьмы. Какое интересное совпадение, ты не находишь? И всю последующую неделю ты не приходишь на работу, потому что ты ударилась головой, упав с лестницы у себя дома. Но не получила ли ты это ранение каким-то другим образом? Скажем, борясь с кем-то?

Он смотрел мне прямо в глаза, и я старалась их не отводить, притворяясь, что его слова не производили на меня совершенно никакого впечатления, когда на самом деле сердце у меня бешено колотилось в груди.

— Все ваши обвинения абсолютно необоснованны.

— А ты не теряешь надежды, да? — Райнхарт снова фыркнул. — Я продолжу с твоего позволения. Йозеф пропал, и его тело так и не было найдено. Ладно. И кому же была выгодна его смерть? Нам, гестапо, конечно же. Только вот мы к его исчезновению были непричастны. Кто же тогда его убил? Тот, кому нужно было, чтобы Йозеф исчез, и быстро. И если мне не изменяет память, твой бывший партнёр из труппы во время допроса указал, что именно Йозеф отдавал ему приказы. И тут Йозефа не стало. Почему? Да потому, что кому-то было очень невыгодно, чтобы мы схватили и начали его допрашивать. Поправь меня, если я ошибаюсь.

На этот раз я не знала, что сказать.

— Превосходно! Значит, я прав. И если это именно тебе было так нужно, чтобы Йозеф раз и навсегда замолчал, чтобы не дай Бог он смог нам рассказать, что он ровным счётом ничего общего не имел с твоим дружком-евреем, это приводит нас к единственно правильному выводу: это было твоё радио, это ты была тогда с евреем, когда тот передавал сообщения в тот день, это ты была за рулём ускользнувшего от нас мерседеса, и если ты никакого отношения к сопротивлению не имеешь, это означает только одно — ты работаешь на союзников. О да, кстати, у тебя весьма очаровательный американский выговор, согласно одному из наших агентов, который проследовал за тобой во время твоей поездки в Цюрих. Фотографии, на которых ты беседуешь с агентом американской контрразведки, тоже вышли просто прекрасно.

«Человек с газетой на скамье напротив. Ну конечно. Как я могла быть такой дурой?» Я молча стояла на своём месте без единой мысли в голове, кроме одной: конец мне. Теперь точно.

— Не знаешь, что сказать? Ничего, я здесь не для того, чтобы тебя допрашивать. Просто хотел сообщить, что твой шеф скорее всего обдумывает различные способы твоей казни, читая сейчас твоё дело со всей этой информацией. Тебе некуда отсюда бежать, а я хотел предоставить ему удовольствие лично тебя арестовать. Спорить готов, меня за это повысят. Я приду посмотреть, как тебя будут вешать, если ты не против.

Он бросил ещё одну отвратительную ухмылку в мою сторону, и направился к выходу.

— Ах да, чуть не забыл. — Он внезапно остановился, подошёл ко мне, задрал мне рукав и снял крест с моего запястья — мою последнюю надежду. — Ты еврейка, и носишь на себе католический крест? Это вряд ли.

Он быстро разобрался, как работал скрытый механизм, и вынул маленькую капсулу изнутри.