Уильям Эйнсворт - Джон Лоу. Игрок в тени короны

— Совсем нет, дорогой папа. Мне только жаль вас. Если бы вам эта перемена не причиняла страданий, я была бы довольна. Бедная Коломба часто говорила мне, что настоящее счастье можно скорее найти в бедной хижине, чем в пышных чертогах, и я верю, что она не ошибалась. Мне будет грустно покидать этот великолепный дом, но какие бы обстоятельства ни наступили, я постараюсь быть весёлой.

— И это старание увенчается успехом. Но пойдёмте, — прибавил отец, вставая с места. — Я должен в последний раз поглядеть на мои картины и книги. Мои сокровища скоро будут рассеяны, я никогда, вероятно, больше их не увижу.

Вместе с детьми, в сопровождении жены и Белинды, Лоу покинул залу и вошёл в большую галерею, которая была заставлена старинными статуями и бронзовыми вещами из Италии. По стенам были развешаны избранные произведения великих мастеров. Пройдя по блестящему ряду комнат, уставленных мебелью во вкусе того времени, он вошёл в библиотеку, которая заключала в себе редкое собрание книг, купленное у аббата Биньона.

— В чьи руки попадут мои книги? — подумал Лоу и печально посмотрел вокруг. — Эта библиотека вызывала всегда зависть у Дюбуа. Я никогда бы не продал её ему. Может быть, он теперь получит её.

Лоу не ошибся. После его бегства, его имущество стало чем-то вроде добычи для любимцев регента. Аббат Дюбуа захапал львиную долю, захватив картины, статуи и книги.

Не без боли в сердце Лоу оставил библиотеку. Расставанье с книгами было похоже на прощанье со старыми друзьями. Наконец хозяин отвернулся и направился в сад, который был разбит с большим вкусом. Здесь, в тенистых уголках, ему было особенно приятно проводить те немногие часы отдыха, которые оставались у него с тех пор, как он посвятил себя государственным делам. На дворе теперь был декабрь: следовательно, сад был лишён многих своих прелестей.

Но его угрюмый вид более подходил к чувству, охватившему Лоу, чем если бы деревья были одеты в пышную зелень и все клумбы пестрели цветами.

Уходя, он заметил двоих ирландцев, которым он поручил кое-какие занятия по садоводству. Подозвав их к себе, он сообщил им, что госпожа Каррингтон возвращается в Лондон завтра и согласна взять их с собой.

— Но мы не хотим уезжать, не так ли, Пэт? — спросил Терри. — Мы вполне счастливы здесь и остались бы лучше с вашей милостью.

— Не отсылайте нас! — воскликнул Пэт. — Нам не нужно жалованья, с нас достаточно одного удовольствия служить вам, леди Катерине и мисс.

— Вы должны уехать. Я не могу держать вас больше у себя.

— О, это — другое дело! — воскликнул Терри. — Мы не хотим служить бременем для вашей милости. Но нам очень жаль покидать вас.

— Мне так же жаль отпускать вас. Вот двадцать луидоров. Разделите эти деньги между собой.

— Ваша поездка домой ничего не будет стоить вам, — заметила Белинда. — Я и мой муж позаботимся о вас.

— После всего мы вернёмся домой такими же богатыми, какими приехали сюда, — сказал Терри. — И всегда можем хвастаться тем, что пару месяцев прожили на широкую ногу, выезжали в собственных каретах, имели собственных слуг. Но чем мы можем более всего гордиться и чего мы не забудем до нашей смерти, так это то, что мы пользовались расположением вашей милости. Будьте уверены, мы никогда не забудем вашей доброты.

Затем, низко поклонившись, ирландцы ушли.

Когда все вошли в дом, им навстречу попался Тьерри. Он просил позволения сказать несколько слов хозяину. Лоу привёл его в свой кабинет и запер дверь.

— Надеюсь, вы простите то, что я собираюсь сказать, монсеньор, — сказал слуга. — Причина — искренняя моя привязанность к вам. Занимая известное положение в вашем доме, я не могу не знать о теперешних ваших затруднениях, и почти догадываюсь о том, что произошло. Выслушайте меня, монсеньор, — продолжал он после минутного колебания. — Благодаря своему положению в вашем домашнем штате, благодаря большим посторонним доходам, которые я получал, мне удалось скопить значительную сумму денег. Вам, и только вам одному, я обязан своим состоянием. Поэтому я вам и предлагаю его. Я отдаю в ваше распоряжение всё своё богатство: надеюсь, монсеньор, вы окажете мне честь принять его. Это не подарок, деньги эти по праву принадлежат вам.

В первую минуту Лоу был совершенно побеждён и отвернулся, чтобы скрыть лицо, но затем сказал голосом, выдававшим волнение:

— Искренне благодарен вам, Тьерри. Вы — верный друг Никто, вероятно, не испытал столько низкой неблагодарности, как я. Сотни, тысячи людей, которых я обогатил, покинули меня, как только я потерял доверие. Они не то что не предложили мне поддержку, но составили заговор с целью скорее разорить меня. Оттого-то преданность, подобная вашей, глубоко трогает. Я не могу принять вашего предложения, но вполне ценю побуждения, под влиянием которых оно сделано: я глубоко признателен за вашу любезность.

— Боюсь, что я выразился не так, как следует, монсеньор. Не думайте ни на минуту, что я предполагал...

— Вы проявили, мой добрый друг, и человечность, и хорошие побуждения, — прервал его Лоу. — Я уверен, что вы поймёте, почему я должен отвергнуть ваше любезное предложение. Не просите меня больше. Я не изменю своего решения. Я не позволю вам также следовать за мной, раз я потерял своё имущество... После такого доказательства преданности, я не могу иметь от вас тайн. Знайте же: после вечернего представления в опере, я еду в Германд, где пробуду день или два, а затем направлюсь в Брюссель, в дорожной карете герцога Бурбона. Вы можете поехать со мной в Германд, но не далее.

— Благодарю вас за позволение, монсеньор, но я всё ещё надеюсь, что вы позволите мне сопровождать вас в Брюссель.

— Нет, вы должны вернуться в Париж. Мой сын уезжает со мной. Ваши услуги нужны будут леди Катерине и моей дочери, вы, убеждён, сделаете мне одолжение и позаботитесь о них.

— В этом вы можете быть уверены, монсеньор.

— Благоразумия ради, я после оперы не вернусь в этот отель, но отправлюсь во дворец герцога Бурбона. Если там встретит меня карета, я тотчас же поеду в Германд.

— Приказания монсеньора будут выполнены в точности. Он найдёт около дворца герцога Бурбона ожидающую его карету: там буду и я. Следует ли мне уложить какие-нибудь вещи в сундук или шкатулку?

— Нет! Из всех своих драгоценностей я возьму только это кольцо. Оно стоит 10 000 крон. К счастью, у меня имеется 800 луидоров, которые мне принёс сегодня утром господин Помпье. Деньги пришли весьма кстати, у меня не было даже десяти пистолей.

— Монсеньор будет иметь 20 000 луидоров, если захочет потребовать их. Нет, он может получить их сейчас.

— Благодарю вас, мой добрый друг. Может быть, я и был бы принуждён обратиться к вам, если б не получил денег от Помпье. Этой суммы мне будет вполне достаточно для моих настоящих потребностей. А теперь, Тьерри, вы должны покинуть меня — я желаю побыть один некоторое время.