Виталий Топчий - «Не отрекаюсь!»

— Грустно мне на душе, неспокойно нынче на рубежах нашего княжества. А виной тому сиверский князь Игорь. Опрометчиво он поступил, когда затеял полк в Половецкую степь. Алчность затмила ему разум, Святослава Киевского решил обойти. Дружину свою, аки былинку пред лицом ветра, положил в поле незнаемом. А сам, неразумный, пересел со злата седла в кощеево. [62]Зло сотворил Руськой земле, часто стали её воевать степняки. Князь Владимир Глебович [63]храбро ратовал с ними, но уязвили его половецкие копья. Раны были тяжкие, и праведная его душа покинула нас.

— Владыка, я был тогда в Переяславле, — ответил монах, сопровождавший епископа, — и знаю, как плакали переяславцы по своему князю. [64]Напрасно Игорь ополчился на Поле, только разбудил ярость половецкую. Ведь мир был у нас с ними. Всем ведомо, что дочь Кончака была просватана за Владимира, сына Игоря. Знать, дьявол прельстил князя, что заратился со своим сватом.

Владыка Порфирий, беседуя с боярами, вышел из церкви. Молчан, помолившись у иконы Богоматери Оранты, заглянул в монастырскую лавку и купил два серебряных нательных крестика, взамен старых, которые он вырезал из липы ещё до венчанья с Радой. Аккуратно завернув покупку в тряпицу, бережно спрятал её в потайном разрезе на поясном ремне. Потом вышел на подворье, отвязал послушно ожидавшую его лошадь и неспешно выехал из монастыря.

Проехал мимо большого кургана, именуемого Чёрной могилой, [65]минул весь город, и лишь только на выезде задержался у приземистого сруба. Яркая вывеска, на которой были малёваны добрый молодец с кружкой в руке и жареная курица, настойчиво зазывала в питейное заведение. Молчан, проголодавшись, решил завернуть, чтобы за чарой хмельного мёда отметить своё расставание с сыном. Привязав лошадь и кинув ей охапку сена, он вошёл в харчевню.

Окликнув хозяина заведения, Молчан заказал обед и добрую порцию хмельного. Подсуетившись, дородный харчевник поставил на стол братину с мёдом и жареную курицу. Уверяя, что кур вкуснее нет нигде в городе, а меда у него знатные, настоянные сорок лет на разных травах. Слава о них ширится по всей округе. Сам князь Всеволод, выезжая на охоту, всегда здесь останавливается, а изведав мёда, разно расхваливает.

Молчан, внимая словоохотливому хозяину, пригубил мёд и стал закусывать курицей. К нему подсел неприятной внешности одетый в рубище человек, со свалявшимися жирными волосами и потёртой медной серьгой в ухе.

Наклонив через стол худое, дико заросшее щетиной лицо, незнакомец дохнул перегаром и на правах завсегдатая потребовал мёда.

— Вяхирь, сложи свои крылышки и не приставай! — осадил беспутного харчевник. А когда Вяхирь послушно отошёл, презрительно произнёс:

— Не обращай, дядя, внимания. Гультяй, пропащий человек! Пропил свою одежду, дал ему взамен рубище.

Уловив недоумённый взгляд Молчана, добавил, что давно бы выпроводил, да иногда этот гулёна помогает по хозяйству за глоток мёда и похлёбку.

А за соседним столиком шумела компания. Медвежьей стати мужик, услышав, как хозяин обошёлся с Вяхирем, подозвал его, повелительно махнув рукой компаньонам. Те, потеснившись, дружелюбно усадили бедолагу рядом с собой. Кто-то хмельно выкрикнул:

— Присаживайся, милок, в ногах правды нет!

— Правды нет на всём белом свете! — отозвался Вяхирь.

— А ты в церковь сходи, батюшка тебе объяснит, где нужно её искать. Али ты безбожник, что крестика на тебе не вижу? — насмешливо отозвался громила, которого присутствующие уважительно называли Кормильцем.

— Пропил крестик, — бесшабашно ответил Вяхирь. — А что ризники? Чётки на руке, а девки на уме. Поп в нашем приходе свят лицом, а похабен обычаем. Сколько девах испоганил! Зато о Боге рассуждать силён. А попробуй-ка к нему подступись! За всё ему неси: и молоко, и яйца, и птицу. Крести — давай, женись — давай, умирать собрался — тоже давай! Неужели этого требует Бог? Нет Бога! Да и жить хочется сейчас, а не в сладком вырии! [66]

— По девкам не обмирай. Девки убавилось, бабы прибавилось! Вижу, омрачился ты помыслами своими. Эх, отвяжись худая жизнь, привяжись — хорошая!

Кормилец, юродствуя, перекрестился и велел подать Вяхирю ложку. Придвинул ему миску с варевом из гороха и сала. Быстро глотая, Вяхирь насытился, потом аккуратно собрал со стола крошки и кинул в рот.

— Спасибо за хлеб-соль честной компании! Теперь и сплясать можно! — помявшись, он обратился к Кормильцу. — Эх, выпить хочется, может, нальёшь в долг? Отработаю.

— В долг не наливаю, а вот как заработать, подскажу.

— С радостью приму твоё предложение.

— Работка не тяжёлая, не убоишься ли? — пытливо посмотрел Кормилец на Вяхиря.

— А ты опробуй в деле. Зря языком трепать, что деревом рубить по железу!

Кормилец ухмыльнулся и подмигнул приятелям. Вяхирю налили полную ендову [67]браги.

— Пей, отчаянный человек, разговор будет позже.

Схватив ендову и прищурив глаза, Вяхирь стал жадно глотать, а когда осушил посудину, растянул в блаженной улыбке губы. Кормилец, увидев, что случайный товарищ быстро хмелеет, переглянувшись с дружками, потянулся к нему через стол и жарко задышал в ухо.

— Вот тот человек, — он указал пальцем на занятого едой Молчана, — не оказал тебе чести, не усадил с собой. А сам сытно ест и пьёт. Скупяга! Такому человеку не грех убавить веку! Чего жалеть, как считаешь?

Осоловевший от выпитого Вяхирь только согласно кивнул головой. Правда, пытался что-то пролепетать о законе, преследующем такое лукавство. [68]

— Аль боишься? А ты не страшись, никто не узнает.

Да и мы подсобим. А что закон? Отчаянному человеку не страшен! [69]Потрясём немного, опомниться не успеет. На похмелку всем нам хватит. Живи — не скупись, с друзьями веселись! Ну что, согласен? Тогда по рукам!

Кормилец стиснул своей огромной ручищей дрожащую руку Вяхиря и затряс, потом кивнул напарникам. Подхватив под руки совсем опьяневшего Вяхиря, компания быстро оставила харчевню.

Плотно пообедав и пригубив изрядную долю хмельного, Молчан подозвал харчевника, поблагодарил за угощенье и рассчитался. Видя, что тороватый посетитель собирается уходить, хозяин предложил остаться.

— Куда собрался? Солнце заходит, на дворе непогода разыгрывается! Может, заночуешь? Полати застелены мягко, почивать будет сладко! А утром отправишься в путь-дорогу.

— Не кисейный, не намокну, — разгорячённый хмельным, бездумно ответил Молчан, — Рада ждёт не дождётся, хочу обрадовать жёнушку. Да и путь недалёк!

Слегка пошатываясь, он вышел из харчевни и пошёл к лошади.

— Ну что ж, добрый человек, езжай с миром! Везучей тебе дороги!

Угрюмые тучи заполонили весь небосвод. Задул холодный, пронизывающий ветер. Придорожные сосны тревожно раскачивались и поскрипывали, сцеплялись кронами. Молчан, сожалея, что не внял дельному совету, поёжился и плотнее укутался в душегрейку. Хмель мигом прошёл, занепокоилось сердце. Чтобы унять тревогу, обратился к лошади, сказывая, как будет довольна Рада, когда он вернётся домой с добрыми известиями о сыне и подарками.