Мария Воронова - Здравствуй, сестра!

Когда Воинов вошел к роженице, никто бы не усомнился в том, что он принимает роды каждый день.

— Давайте послушаем, что у нас происходит.

Совместными усилиями они с Элеонорой уложили Наталью на стол. Потом Воинов долго прикладывал ухо к ее животу в разных местах, прежде чем уловил, как стучит сердце ребенка.

— Все идет хорошо, нет никаких причин волноваться, — уверенно объявил он. — Врач не говорил вам о каких-нибудь особенностях вашей беременности?

Роженица отрицательно помотала головой. У нее опять начиналась схватка. Она застонала.

— Мне надо ходить. — Она заметалась по столу.

— Хорошо. — Воинов завернул ее в одеяло и помог ей подняться. Она принялась ходить вокруг печки. Во время схваток женщина стонала и вцеплялась в спину Воинова.

Тем временем Элеонора перепроверила запас белья. Вспомнила о том, что придется перерезать пуповину, приготовила ножницы и нитки. Что нужно еще? Белье для ребенка! Но хорошо ли заворачивать его в старые тряпки, пусть даже тщательно выстиранные и выглаженные? Да ведь уезжая из Петрограда, она неизвестно зачем взяла с собой новую нижнюю юбку, привезенную Лизой из Парижа, и ни разу ее не надела. Если ее разрезать, получится прекрасное белье!..

Убедившись, что Воинов пока не нуждается в ней, Элеонора убежала к себе и стала приводить замысел в исполнение. Но не успела она распороть юбку, как в закуток вошел Константин Георгиевич.

— Чем это вы занимаетесь таким важным? — Он без разрешения уселся на чурбачок, служивший Элеоноре стулом, и закурил папиросу.

— Готовлю белье для младенца, — смущенно проговорила девушка. Все-таки ей было неудобно сидеть перед мужчиной с шелковой нижней юбкой в руках.

— Но разве вы не знаете, что заранее ничего готовить нельзя? Это плохая примета.

— В наших условиях непозволительно обращать внимание на суеверия, — сказала Элеонора. — А вы что же, оставили роженицу одну?

— Она сейчас отдыхает, а я пришел с вами посоветоваться. Честно говоря, я не владею ситуацией.

— Я думаю, — авторитетным тоном начала Элеонора, — что если мы предоставим ей чистое белье, теплую воду и не будем активно мешать, она родит сама. Нам останется только принять младенца и перерезать пуповину. А если что-то пойдет не так, вы сделаете ей кесарево сечение. Стерильные инструменты у меня есть.

— Но это же варварство, делать операцию без показаний! — возмутился Воинов.

— Когда врач применяет метод, которым он владеет лучше всего, это идет только на пользу больному, — важно сказала девушка. — И потом, я же говорю: если что-то пойдет не так.

— А как я пойму, так у нее или не так?

Элеонора пожала плечами.

— Может быть, разбудить доктора Куприянова? — осторожно предложила она.

— Будите. Нет, лучше я сам его разбужу, а вы идите к роженице, ей сейчас нужна ваша забота.

Взяв с собой незаконченную работу, Элеонора отправилась к Наталье. Измученная, она лежала на столе с закрытыми глазами, и ходить ей уже не хотелось. Элеонора села на край стола и, положив голову роженицы себе на колени, влажным полотенцем обтерла Наталье лицо, шею и грудь.

Потом она постаралась взглянуть на отсек ее глазами. Он производил жуткое впечатление. Брезентовые стены и потолок, ограничивающие крохотное пространство, страшная черная печка, раскаленная настолько, что дотрагиваться до нее было нельзя, этот стол… Хорошо еще, что отсек освещался одной-единственной керосиновой лампой.

Вернулся Воинов и сказал на ухо Элеоноре, что Куприянов лишь однажды присутствовал при родах, чуть не упал в обморок и теперь идти к роженице категорически отказывается, потому что боится.

Элеоноре стало смешно. Хирург, хладнокровно прооперировавший сотни раненых, боялся увидеть процесс, естественнее которого нет ничего на свете! Впрочем, она понимала, что в таком случае от Куприянова все равно нельзя ждать помощи.

— Как вы себя чувствуете? — спросил Воинов, когда роженица открыла глаза.

— Спасибо, доктор. — Та попыталась вежливо улыбнуться.

Вообще вежливость и деликатность Натальи очень настораживали Элеонору. Если бы женщина громко кричала во время схваток, у Элеоноры было бы больше уверенности, что все кончится благополучно. Наталья же могла, по мнению новоявленной акушерки, тихо перейти в лучший мир с такой вот вежливой улыбкой на устах.

— Не стесняйтесь, кричите, — настаивала Элеонора. — Говорите обо всем, что вы чувствуете.

— Кажется, у меня отходят воды.

— Значит, уже недолго осталось! — обрадовался Воинов. — Элеонора Сергеевна, поменяйте роженице простыни.

Но она не успела выполнить это указание, как вдруг раздался испуганный голос Натальи:

— Ой, ребенок пошел. Я чувствую, пошел.

— Спирт мне на руки и стерильную пеленку! — подал новую команду Константин Георгиевич.

Элеонора подала требуемое, проверила температуру воды в тазу, подлила немного горячей и, обернув руки еще одной пеленкой, приготовилась принимать младенца.

— Тужьтесь, — кричал Воинов роженице, — еще, еще, еще!

Лицо у него при этом было такое, будто рожает он сам.

Элеонора подумала, как странно, наверное, Господу наблюдать за ними сейчас. Развороченная земля, блиндажи, бараки, и надо всем этим — крики врача, зовущие на свет новую жизнь…

— Все! — Воинов шлепнул на руки Элеоноре красный комочек в белой смазке. — Черт, он не кричит.

— Покажите, — еле слышно попросила Наталья.

При мысли, что сейчас придется показывать матери мертвого ребенка, Элеонора впала в какой-то транс.

Она не смогла бы потом объяснить, почему быстро перехватила младенца левой рукой, а мизинцем правой стала очищать его рот от слизи. Потом она перевернула ребенка вверх ногами, потрясла и шлепнула по попке. Он издал скрип и задвигал конечностями.

Перерезав и перевязав пуповину, Элеонора поднесла его матери.

— Девочка, — прошептала та, и Элеонора осознала, что в суматохе даже и не подумала о том, какого пола новорожденный.

— Сейчас я немного помою вашу малышку, запеленаю, а потом приложим ее к груди, — неуверенно сказала Элеонора.

Она не знала, правильно ли то, что она предлагает.

Вскоре и мать и дитя были обихожены. Воинов на руках осторожно перенес Наталью в Элеонорин закуток. Следом принесли девочку и дали матери кормить. Новоявленные акушеры стояли и смотрели на этот процесс с умилением и гордостью.

— Как хорошо, что девочка, — сказал Воинов. — Вон как ест, за обе щеки уписывает. Лапочка.

Но у Элеоноры не было времени долго любоваться этой картиной. Она позвала санитара, и вдвоем они стали наводить порядок в помещении, где происходили роды. Почти все запасы стерильного белья ушли на роженицу и ребенка, поэтому сегодня же предстояло их возобновить. Вручив санитару тюк с простынями и пеленками, Элеонора согрела утюг и принялась гладить белье, постиранное вчера. Конечно, это был не совсем правильный метод доводить белье до стерильности, но вновь носить дрова и растапливать стерилизатор у нее просто не было сил.