Мария Воронова - Здравствуй, сестра!

— Это тиф, нечего и понимать, — поставил диагноз Демидыч.

— Но как мы доставим ее в госпиталь? Не на одной же подводе с ранеными солдатами! — Даже в полубреду Элеонора удивилась такой заботливости Кор-фа, но тут он добавил: — Она нам всех заразит.

Значит, тиф. Значит, она никогда не станет женой Ланского и не родит ему детей. Никогда не будет больше стоять на операциях, не скажет гордо: «Счет тампонов и инструментов верен». Ничего этого не будет.

Вместо этого ее тело кинут в общую могилу и засыплют известкой, чтобы зараза не распространялась. Разве могла она, воспитанница Смольного института, представить себе, что вот так закончится ее жизнь?..

— Константин Георгиевич, прошу…

— Что, детка моя? — Воинов наклонился над ней.

Все кружилось перед глазами, но когда она закрывала их, то сразу начинала падать в бездну. Поэтому она заставляла себя смотреть Воинову в глаза. Пока она видит его лицо, она здесь, среди живых.

— Пожалуйста, похороните меня в отдельной могиле, — с трудом проговорила она.

— Не смей и думать об этом! Ты поправишься!

— Но если не поправлюсь… Обещайте…

— Обещаю.

— Спасибо.

Больше у нее не было сил сопротивляться полету в бездну, и этот полет уже не был страшным.

Потом, на дне бездны, ее нес на руках Воинов, и она была счастлива.

«Наверное, он несет меня в рай, — думала Элеонора. — Господи, благодарю тебя за то, что умирать так приятно…»

А потом над ней сомкнулась темнота.

Элеонора не знала, сколько прошло времени, прежде чем она очнулась. Открыв глаза, она оглядела высокий потолок, весь в трещинах, и стены, покрашенные голубой краской. Прямо перед ней было незанавешенное окно, в котором виднелась полуоблетевшая кленовая ветка.

Значит, уже давно осень!

Повернуть голову не удавалось, но, скосив глаза, она увидела рядом со своим изголовьем тумбочку, а на ней — граненый стакан с водой. Девушка прислушалась к своим ощущениям. Голова не болела, и противного вкуса во рту тоже не было. «Значит, я в больнице, и я не умру», — подумала она и вновь провалилась в сон. С этого момента началось выздоровление.

Почти все время она спала. Санитарка будила ее для еды, Элеонора послушно ела и тут же вновь засыпала, дожевывая последний кусок уже во сне. Ей очень нравилось, что больше не нужно никуда спешить и ничего решать. Сейчас она не старшая сестра, а просто больная, с которой не может быть никакого спроса. И она этим пользовалась.

Она лежала в инфекционном госпитале, в отдельной крошечной комнатке. Дважды в день к ней заходил пожилой неулыбчивый доктор, а санитарка Поля, простая женщина лет сорока, вовсю старалась ей угодить. Она кормила девушку такими давно забытыми продуктами, как яйца всмятку, сливочное масло и куриное мясо.

Сначала Элеонора не могла понять, чем заслужила такой уход, но потом Поля призналась, что доктор Воинов, который лично привез девушку в госпиталь, щедро заплатил за ее лечение, а ей, Поле, оставил специальную сумму на еду для Элеоноры.

Начавшись, выздоровление пошло быстрыми темпами. Неулыбчивый доктор был доволен ею и обещал, что месяца через два она поправится окончательно. Боже, только через два месяца! Элеонора планировала приступить к работе гораздо раньше. Ведь наверняка ее присутствия очень не хватает в госпитале!..

Ее навестил Воинов.

— Спасибо, что выкроили время для меня, — улыбнулась Элеонора, когда он вошел в комнатку. — Представляю, как вам сложно было это сделать.

— Ох, Элеонора Сергеевна, ради вас я совершил настоящий подвиг! — засмеялся он. — Представьте, я приехал верхом на Стремительном!

Она тоже засмеялась.

— Я уже побеседовал с вашим врачом, — продолжал Воинов. — Он сказал, что течение болезни благоприятное.

— Значит, пока вам не придется суетиться, чтобы похоронить меня в отдельной могиле.

— Я не понимаю такого юмора, — нахмурился он.

— Что же вы не садитесь, Константин Георгиевич? — пригласила Элеонора.

— Извините, не могу. Я же сказал, что приехал на Стремительном, хотя никогда не учился верховой езде. И как это аристократы ездят верхом и при этом ухитряются иметь потомство? Мне кажется, либо одно, либо другое.

Элеонора немного смутилась, а Воинов принялся беззастенчиво разглядывать ее. Она укрылась одеялом до самого подбородка.

— Вам голову обрили? — поинтересовался он.

«Мог бы и не спрашивать», — обиделась Элеонора.

Она очень переживала по поводу утраты волос — единственного, что считала в себе красивым, и теперь не снимала с головы косынку.

— Вы, наверное, смешная сейчас. Я хотел бы посмотреть.

— Зачем?

— Ну вы же не откажете человеку, который пошел на такие жертвы, чтобы повидаться с вами.

— Странное любопытство, — пробормотала Элеонора и рывком сняла косынку.

— Какая красота! — воскликнул Воинов.

Он ласково смотрел на нее смеющимися глазами, и Элеоноре вдруг стало весело.

— Вам очень идет, — авторитетно заявил Константин Георгиевич. — Впрочем, вы для меня всегда хороши. Но давайте все же поговорим о делах.

— Конечно, давайте! — Элеонора вновь аккуратно повязала косынку. — Наверное, вам без меня трудно.

— Да, но речь сейчас не об этом. Считайте, что для вас война закончилась. Как только вы будете в силах, поедете домой. Документы я привез. Так что, Элеонора Сергеевна, мы с вами, возможно, последний раз видимся.

Элеонора замерла. Она ожидала, что Воинов предложит ей оставить лазарет, но не думала, что он сделает это столь безапелляционно.

— Да нет же, я вернусь. Болезнь не сделала меня инвалидом, и скоро я вновь смогу справляться со своими обязанностями, — сказала она.

— Нет, — он строго покачал головой, — и дело тут не в вашей болезни. Пока вы лежали в беспамятстве, произошли кое-какие события, делающие вашу дальнейшую службу невозможной. Большевики свергли Временное правительство. Теперь они у власти, и армия пошла вразнос. Творится такое, о чем я раньше не мог и помыслить. Вам нельзя находиться в этом хаосе. Я не могу более гарантировать вашу безопасность.

— Константин Георгиевич, но при любой власти люди будут нуждаться в медицинской помощи, правда?

— Вы просто не понимаете, куда попадете по выходе из госпиталя, — нахмурился он.

Элеонора с удивлением посмотрела на него. В Клиническом институте многие считали Воинова большевиком, казалось бы, он должен радоваться произошедшим переменам.

— Начинается апокалипсис, — продолжал он. — Вам нужно убраться из его эпицентра. Большевики сплошь и рядом убивают офицеров! А если офицер делает нерадивому солдату замечание, теперь это называется контрреволюцией…

Рассказывая об ужасах, происходящих в войсках, Воинов очень разволновался. Элеонора осторожно коснулась его руки.