Пётр Чигринов - Под тремя коронами

Затем под полный контроль Москвы попала Рязань. Одновременно московский князь совершил нападение на Новгород, которому Литва не оказала никакой поддержки — лишь зять Шемяки Александр Чарторыйский сражался на стороне новгородцев. Казимир чувствовал, что Литва теряла свои позиции, что во всех этих событиях она оглядывалась в прошлое, Москва же смотрела в будущее.

Не так, как хотелось великому князю, складывались в славянских землях Литвы и религиозные дела. В 1456–1457 гг. в Великом княжестве предпринимались попытки назначить у себя независимого от Москвы митрополита. Наконец при согласии Рима в сан митрополита киевского был возведен сторонник объединения православной и католической церквей Григорий. Ему подчинилась часть православных епископов Великого княжества. Через два года московский митрополит Иона созвал церковный собор с целью осудить киевского митрополита, но не все иерархи поддержали его. Но взгляды на религиозные проблемы как, впрочем, и на все остальные не были согласованными. Олельковичи и Юрий Ольшанский не хотели унии. Они даже признали митрополита Иону московского. Ему же подчинились смоленский и брянский епископы. Масло в огонь подлил и отказ Григория подчиняться Риму, и получение им посвящения константинопольского патриарха. Исходя из обычаев русской церкви, следовало признавать его превосходство над Ионой, не имевшим такого посвящения. В целом же вопросы унии, т. е. объединения церквей, разделяли русскую знать Великого княжества Литовского, сеяли вражду. И не только. Сама позиция его, Казимира, опиравшегося на католическое большинство рады панов, и откровенное давление на православие, ограничение строительства новых храмов вызывали неоднозначную реакцию русской элиты княжества: в правящей среде зрело раздражение, часть магнатов и шляхты склонялась к унии.

Не приносили спокойствия и светские, государственные дела. В начале 1471 г., после смерти Симеона Олельковича, киевским наместником был назначен не его брат Михаил, а сын Иоанна Гаштольда Мартын. Ему пришлось применить военную силу, чтобы сломить сопротивление киевской знати и занять свой пост. Правда, женившись на православной дочери Юрия Ольшанского Марии, Мартыну удалось стабилизировать свое положение.

Похоже, что радные паны, как и он, Казимир, не смогли в это время оценить перемены и в татарском мире. Литва возлагала главные надежды на традиционный союз с мусульманским Крымским ханством, за которым стояла могущественная Турция, а разногласия между ним и Большой Ордой считала маловажными политическими манипуляциями. Литва укрепляла связи с Большой Ордой, расценивая их как дополнение к добрым отношениям с Крымом. А на самом деле создавались предпосылки для их ухудшения. А между тем, новый великий князь московский Иоанн III нашел общий язык с могущественным в Крыму ханским Ширинским родом. Он все еще продолжает бить челом Менгли-Гирею, что означает форму обращения вассала.

Главное, думал Казимир, не удалось помешать Москве распространить свое влияние на территориях, жизненно важных для Литвы. Это четко проявилось в Новгороде и Пскове, городах, которые в течение вот уже более двух сотен лет являются камнем преткновения в отношениях Литвы и Московского государства. Великие князья литовские неоднократно предлагали свое покровительство Новгороду, однако оно отвергалось, главным образом из-за иной веры литовских князей Гедиминовичей. Однако по мере роста опасности попасть в прямое подчинение Москвы в Новгороде увеличивалось число сторонников объединения с Литвой. А совсем уж недавно — всего пятьдесят лет назад — в Новгороде была смута, вызванная стремлением знатных людей присоединиться к Великому княжеству Литовскому: «вельможи же града вси и старейшины хотяху латыни приложиться и их кралю повиноваться…» Видя, что все недовольные, лишенные отчин князья Северо-Восточной Руси ищут защиты у великого князя литовского, который одновременно назывался и русским, новгородцы также обратились за помощью к нему.

При этом сторонники сближения с Литвой утверждали, что это не несет опасности православию, что в старом Киеве такой же православный митрополит, как и в Москве. Чтобы противодействовать этим настроениям, Иоанн III отправил новгородскому епископу послание-наставление: «Тебе известно, откуда пришел этот митрополит киевский Григорий и от кого поставлен; пришел он из Рима, от Папы, и поставлен в Риме же бывшим цареградским патриархом Григорием, который повиновался Папе с осьмого собора. Ты знаешь также, за сколько лет отделилась греческая церковь от латинской, и святыми отцами утверждено, чтобы не соединяться с латинством. Ты должен хорошо помнить, какой обет дал ты Ионе-митрополиту, когда приезжал к нам в Москву: ты обещал не приступать к Григорию, не отступать от Ионы-митрополита всея Руси и от его преемников… Так если тот Григорий начнет посылать к тебе или к новгородцам с какими-нибудь речами или письмами, то ты, богомолец наш, поберегись и своим детям внуши, чтоб Григорьеву посланию не верили, речей не слушали и даров не принимали».

В конце 1470 г. в Новгороде сторонники Москвы захватили духовные, а сторонники Литвы — светские властные позиции. Последние группировались вокруг сыновей покойного посадника Исаака Борецкого и руководившей ими матери Марфы-посадницы, женщины энергичной и гордой. Она хотела освободить Новгород от влияния московского князя и даже, как говорили многие, выйти замуж за литовского вельможу, чтобы вместе с ним от имени его, Казимира, править городом. Она неустанно славила великого князя литовского, убеждая граждан в необходимости искать у него защиту от Иоанна III. Новгородцам внушалось, что они вольные люди, а не отчина князей московских, что им нужен покровитель в лице Казимира. Новгородское вече не только возвысило прибывшего из Литвы со множеством панов и витязей Михаила Олельковича, но и потребовало признать его сюзереном великого князя литовского, а не московского. Да и явился он по просьбе новгородцев. И раньше новгородцы принимали с честью литовских князей и давали им кормление в пригородах. Это, как правило, не вело к разрыву с московскими князьями, которые также продолжали держать в городе своих наместников. Но в случае с Михаилом Олельковичем проявилась другая ситуация: его пригласили не для защиты от шведов или немцев, как это бывало прежде, а для усиления пролитовской партии, для противостояния Москве. Новгородцы даже составили весной 1471 г. договор о военном союзе с Литвой. Прошло более тридцати лет, а воочию вспомнилось, как он принимал богатое посольство Новгорода, какой неожиданностью для него явилось предложение стать главою новгородской державы на основании древних уставов ее гражданской свободы. Вспомнились колебания и сомнения, охватившие его тогда. Но все же он принял все условия и подписал договорную грамоту, в которой объявлялось о заключении союза с владыкой Феофилом, с посадниками, тысяцкими, «людьми житыми», купцами и со всем Великим Новгородом. Казимир обязался держать в городе своего наместника православной веры вместе с дворецким и тиуном. Наместнику предоставлялось право судить бояр, простых граждан и сельских жителей. В суд тысяцкого, владыки и монастырей он не мог вмешиваться. Великому князю литовскому, княгине литовской и панам запрещалось выводить из Новгорода людей, покупать села и рабов. И, конечно же, Казимир взял тогда на себя обязательство не касаться православной веры. «Где захотим, там и посвятим нашего владыку, в Москве или в Киеве, а римских церквей не ставить нигде в земле новгородской». Это требование новгородцы выдвинули тогда как безусловное. Отдельно оговаривалось, что если московский государь пойдет войною на Новгород, то великий князь литовский, а в его отсутствие рада, должны без промедления оказать новгородцам помощь.